смирении или раскаянии? Они понимают, что заслужили казнь. Но я ничего плохого не сделала, поэтому смириться с неизвестностью мне было очень нелегко. Зачем я нужна «писателю»? Что я ему плохого сделала? Я чувствовала себя ягненком из басни Крылова, который с ужасом спрашивает волка, чем заслужил быть съеденным, а волк отвечает ему: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». «Сказал и в темный лес ягненка поволок».
Но, как говорила героиня моего любимого фильма «Красота по-американски»: «I refuse to be a victim»1. Поэтому я собралась с духом, готовясь взглянуть в лицо опасности. «Нет, я не буду жертвой, не буду…», – повторяла про себя я эту мантру, пытаясь в нее поверить.
Внезапно послышался звук открывающейся двери, и я сжала край стола с такой силой, что костяшки побелели.
– О, вот и вы! Проходите, присаживайтесь, – Анатолий Степанович указал на место напротив меня. – Мы с Кирочкой вас уже ждем.
– Спасибо, мне удобнее будет тут, – Кирилл подошел к месту рядом со мной и сел на стул.
Чувствовала, что не смею сдвинуться с места. Почему я инстинктивно боюсь его? Он же ничего не сделает мне, пока с нами Анатолий Степанович.
– Ну, привет, Кирочка, – он сделал ударение на моем имени. Я чувствовала на себе его взгляд. От ощущения его близости у меня тряслись коленки.
– Здравс… то есть привет, – почти шепотом проговорила я, не поднимая глаз.
– А я сегодня узнал от Киры, что вы родственники! – радостно сообщил декан. – А она скрывала, представляете?!
– Конечно, она никогда не любила открывать козыри сразу, – я почувствовала усмешку в его голосе.
– Да, она мне рассказала, каким заботливым дядей вы были в детстве. Катали ее с горки, гуляли с ней, когда она была ребенком. Я не знал, что у вас есть родственники в Самаре.
– Да, мы с племянницей были очень близки, – в отличие от меня, «писатель» врал с легкостью. Конечно, это же его хлеб – выдумывать истории. – Она была моей любимой девочкой, хоть и тем еще сорванцом! Когда она плохо себя вела, мне приходилось ее наказывать. Вы же знаете детей, без кнута их не воспитаешь достойными людьми, – он улыбнулся, потом протянул руку к моему лицу и потрепал меня по щеке.
От его внезапного бесцеремонного прикосновения я густо покраснела, вся кровь прилила к месту прикосновения его пальцев к моей коже.
– Но я надеюсь, что ты, Кирочка, меня давно простила за вынужденные воспитательные меры? Смотри, какая ты теперь самостоятельная девочка! И преподаешь в университете. Горжусь племянницей, – он продолжил похлопывать меня по щеке, как собаку, которая радостно виляет хвостом и ждет похвалы.
Я не могла вымолвить ни слова, даже руку его убрать не могла, меня будто парализовало.
– Да, мы гордимся Кирой Петровной, ее кандидатская диссертация подает большие надежды, – вставил слово Анатолий Степанович.
Неужели только мне происходящее кажется ужасно неприличным и полным двойного смысла?
– Ну что ж, давайте обсудим наш контракт, – было видно,