воззрился на незваного гостя таким испепеляющим взглядом, что того начала пробирать крупная дрожь.
– Я могу убить тебя на месте, и глазом не моргнув. Ты ведь осознаёшь это, верно? Назови причину, по которой я должен сохранить твою жалкую жизнь, червяк!
Голос хозяина покоев – грубый, тяжёлый, рокочущий, как весенний гром, – испугал убогого ещё больше. Он только и мог, что скрючиться в комок, прижав к груди свои ненаглядные бумаги, да тихонько поскуливать, не смея поднять взора от ног своего покровителя.
– Говори! – проревел Владыка.
Человек кое-как поднялся, но его взгляд всё ещё блуждал по паркету, и оттого он казался ещё меньше обычного. Наконец, собравшись с духом, он выпалил:
– Мой господин, был явлен знак!
Сурт молчал. Трудно было сказать, что происходило в его голове. Ни один мускул на его красном лице не дрогнул при этих словах, однако в покоях повисла тишина. Наконец, прищурившись, он спросил:
– Почему ты так решил? Я три дня к ряду не свожу глаз с небосвода. – Лицо сурта свела гримаса отчаяния. – Мы где-то просчитались…
– О да, господин, просчитались! Но не со временем, а с местом! – В глазах скрюченного сверкнула искра ликования. – Я покажу, о Владыка!
Человек смиренно поклонился, не смея начать рассказ без дозволения.
Сурт махнул рукой в сторону балкона и прикрыл глаза. Одна лишь мысль промелькнула в его голове: «Сейчас этот ничтожный глупец ошибётся, а потом я убью его на месте».
Человек засеменил на балкон, суетливо перебирая бумаги. Он не сразу осмелился дотронуться до стоявшего на треноге телескопа, всё ещё ощущая на себе жгучий взгляд его владельца. Однако не подчиниться после столь громкого заявления было ещё опаснее, и человечек принялся настраивать сложный инструмент, то и дело сверяясь со своими бумагами. Он старался не оглядываться и лишь под конец своих манипуляций обернулся к сурту в раболепном поклоне, жестом указав на прибор.
– Все готово, о Владыка. Не изволите ли взглянуть?
Сурт не ответил. Он всё ещё был абсолютно уверен, что его собеседник напрасно потревожил его и без того натянутые, точно струны, нервы. Успокаивало одно: манящая возможность разделаться с наглецом каким-нибудь изощрённым, безусловно болезненным способом. Однако стоило Владыке склониться над окуляром, как все мысли о казни тут же испарились в дуновении вечернего ветра, взметнувшего его пепельные кудри. В призме поначалу едва-едва, но с каждым мигом всё отчётливее угадывался строй небесных тел. Тоненькая линия на тёмном небосводе, не более! Забавная шутка природы. В действительности же эта тонкая линия была тем знаком, который Владыка искал на небе третью ночь к ряду, а ждал гораздо, гораздо дольше… Знак!
Сурт стоял ни жив ни мёртв, всё ещё согнувшись над телескопом, как будто боялся, что, если заглянуть в него ещё раз, видение испарится. Но стройный ряд из семи планет оставался на небе и не думал исчезать.
– Наконец-то! – ликующе закричал Владыка.
Он развернулся на пятках, мигом