кузнецы, музыканты и прочие. Наши женщины занимаются врачеванием, сбором трав и ягод, выращиванием культур и приготовлением яств. Но всем этим теркан леса занимаются не из острой необходимости окружить себя материальными благами, а из желания созидать. Наш народ может обитать в диких лесах, где ночное небо служит нам кровом, а подстилка из листьев и веток – постелью, – размеренно продолжал он. – Мы сосуществуем друг с другом в гармонии, и, если возникает необходимость в чём-то конкретном, всегда находится член общины, который берётся за дело самостоятельно, не требуя никакой оплаты. Я впервые увидел деньги лишь год назад, когда посетил людскую деревню в своём паломничестве. То ли дело наши братья из городов теркан в Илфанире и Вал Курнуире… Те научились жить вместе с людьми! А в Новом Свете, я слышал, и вовсе есть города, где теркан и смертные живут бок о бок.
Анкиллирец обдумывал услышанное. Теркан-скитальцы, которых он знал, – в основном уроженцы Илфанира, избравшие путь странников, – никогда не отказывались от возможности заработать. Они знали цену тёплой еде и крову над головой, свежим коням и добротному оружию. Но такого отношения к материальному, как у их провожатого, ветерану ещё не встречал. Заметив недоумение, застывшее на лице собеседника, Ородрим усмехнулся:
– Я кажусь тебе странным, не так ли?
– Пожалуй, да, – не стал скрывать отставной военачальник. – Не пойми меня неправильно: я не осуждаю, лишь удивляюсь.
– Не стоит оправдываться, – улыбнулся жрец. – Чем больше людей я встречаю на своём пути, тем больше убеждаюсь в том, что между нашими народами существует непреодолимая пропасть.
– Звучит как-то грустно, – хмыкнул сурт, внезапно подключившийся к беседе.
– Почему же? Да, мы разные. Но, вопреки расхожему мнению, это не так уж и плохо. Мой народ с высоты своих лет может помогать и направлять смертных. Они же, в свою очередь, учат нас радоваться мелочам и приспосабливаться к стремительно меняющемуся миру. Понятия добра и зла у нас почти одинаковы, а это, на мой взгляд, самое главное. Спасение моего народа в самодостаточности, – продолжал Ородрим. – Мы не претендуем на земли за пределами наших лесов и не жаждем власти. И если живущие по соседству люди начнут теснить нас, то мы уступим, ибо нам чуждо стремление доказывать своё превосходство. Ну, большинству из нас, конечно, – смущённо добавил он.
Теркан не упомянул, но на самом деле, некоторые теркан бывают весьма честолюбивы и вспыльчивы, и в прошлом это нередко становилось причиной войн и раздоров. Но теркан, чей век непомерно долог, воспринимают мир иначе, чем смертные, которые ввиду скоротечности их жизней вынуждены подстраиваться, приспосабливаться и вовсе не способны познать истинную глубину некоторых чувств, проникнуться их силой. Теркан же, имеющие в запасе не один век, могут отдаться чувствам всецело. Это касается всего спектра эмоций – от радости до печали, от любви до ненависти.
Теркан любят один раз и на всю жизнь. При этом столь возвышенное чувство не остывает в их сердцах, подобно тому, как это происходит у прочих