любовью, – прошептал он в ответ тихому шелесту трав и одинокому всплеску воды.
Так завершился их разговор на берегу полноводной реки среди невесомо парящих камней, цветущих долин и водопадов, потоки которых устремлялись вверх и текли в обратную сторону. Они расстались, чтобы заблудиться в бездонных глубинах вселенной, обратиться в иллюзорную сущность, в потустороннюю прану, в одинокую частицу чьей-то бесконечно далекой души где-то там, в неописуемой тьме мирозданий.
Эпизод второй.
Длинные тени. Утро в парке
Вокруг стояла жуткая темень. Он передвигался по ночному проспекту, разбиваясь на тысячи отражений в сверкающих витринах модных салонов, бутиков, магазинов, отелей, кафе, баров, ресторанов. Он видел себя в них, хотя его в них не было. Как это было глупо! Городские витрины передразнивали его, коверкали отражение лица, выкручивали ему руки и ноги. Точно так же они издевались над всеми, кто проходил мимо, над всеми, кто попадал в их липкие сети. Они были всесильны – эти витрины и мигающие ночными огнями вывески, они диктовали свои правила игры, правила поведения. Они решали, кому и как жить в этом городе, чем заниматься, к чему стремиться, с кем заводить знакомства, а кого игнорировать.
На него тоже распространялись правила игры большого города, но ему не хотелось выстраивать дружеские отношения с этими соблазнительно мигающими вывесками, и они все время как будто пытались ему отомстить за это, не признавая за ним права на иную жизнь, не связанную с гаджетами, мобильными приложениями, ненужными услугами, развлечениями и навязчивой рекламой. Иначе ему бы не пришлось сейчас напряженно думать о том, где бы чего-нибудь перекусить и отоспаться так, чтобы никто его не заметил. Пожалуй, больше всего ему хотелось именно этого – спрятаться в каком-нибудь укромном месте и пролежать там, свернувшись калачиком, всю ночь. В ногах гудела нестерпимая боль, которая отдавалась в костяшках при каждом шаге. Он забрел в первую попавшуюся подворотню, бухнулся на скамейку и стал разминать лодыжки, чтобы хоть как-то снять усталость в ногах.
Он прошел длинный, но совершенно бесполезный путь – путь без цели, ничуть не смущаясь своей бродяжнической жизни без потолка. Была в ней своя философия, хотя ничего героического в ней, конечно, тоже не было. Как не было ничего героического в жизни тех, кто проносился по дороге в роскошных автомобилях, на глянцевой поверхности которых блестели яркие полосы неоновых витрин. Находясь внутри этих машин, внутри этого городского потока, внутри деловых и спальных кварталов, люди ничего вокруг себя не замечали, кроме бессмысленно мелькающих перед ними дорожных знаков.
Всем обитателям города казалось, что перед ними стоят четкие цели – купить последнюю модель смартфона, переехать в новый элитный район, накопить на банковском счете энную сумму денег, чтобы больше ни в чем не нуждаться. Они думали, что сами ставят перед собой эти цели и сами их достигают, совершенствуя свои навыки городской жизни. Как механизмы, они ни о чем не сожалели, никому не верили, ни о ком не скучали, заранее