поют. Так они просидели до трех часов ночи, пока девушки не стали жаловаться, что им холодно. Расходились неохотно, понимая, что больше никогда не получится встретиться так же запросто, как старые друзья, так и не увидев, не узнав лиц друг друга.
Евгений вернулся к своей лежанке под деревом, достал из сумки ветровку, закутался в нее и задремал. Он был благодарен этим парням и девчонкам за импровизацию ночного концерта. В плену сновидений ему вспоминалась его прежняя жизнь, словно это была жизнь давно исчезнувшего, незнакомого ему человека. В том сне рядом с ним были все те, кого он любил. Все родные и близкие, даже далекие-предалекие друзья детства, университетские товарищи и юные девушки, которых почему-то всегда так забавляло разбивать ему сердце, пока оно еще могло разбиваться.
***
Он проснулся от первых лучей утреннего солнца, которое пробивалось сквозь листву деревьев. Тонкий слой тумана все еще стелился над травой. На соседней яблоне громко чирикал воробей. Если перевести его слова с птичьего языка, то они, вероятно, могли означать примерно следующее:
– Доброе утро всем! День будет хорошим! Доброе утро всем! День будет хорошим!
Воробью было невдомек, что его никто не слушает и не понимает. Он продолжал чирикать свое сообщение с важным видом знатока погоды и атмосферных явлений. Евгений почесал плечо, сбросил ветровку и потянулся, разведя руки над головой. Он выгреб из кармана мелочь и пересчитал на ладошке деньги. Всего насчиталось 38 рублей 50 копеек. По крайней мере, этого должно было хватить на очередной хот-дог и стакан чаю. Он забрался на бордюр возле оперного театра рядом с каменным львом, который смотрел через дорогу, и тоже посмотрел туда, увидав на другой стороне улицы стены родного университета.
Вроде бы не так давно он сам был студентом этого университета, был частью системы государственного образования. Он был для чего-то нужен и ходил в сей храм науки каждый божий день. Как же ему хотелось снова там очутиться! Поучиться в универе хотя бы еще один денек. За один день он бы, конечно, не поумнел, но все-таки такой шанс у него мог появиться. Однако суровая правда жизни состояла в том, что в университете его никто не ждал. Теперь, когда он ничем не отличался от того бомжары в рваной куртке, который опустошал неподалеку мусорный бак, его никто и знать не хотел. Никто… Разве только колонны, которые гордо держали университетский фронтон, могли бы, наверное, узнать в нем прежнего студента, но ему было стыдно к ним подходить.
Как поздно он осознал, что короткая студенческая жизнь уже никогда к нему не вернется. Он прожил ее до конца, и к своему удивлению обнаружил, что следом за ней наступила жизнь-совсем-другая. Он словно умер и воскрес в другой исторической эпохе. К сожалению, осознание того, что после одной прожитой жизни неизбежно наступает другая, приходит всегда слишком поздно – лишь тогда, когда прежняя жизнь безвозвратно окончилась, а новая еще не успела сложиться. И вот он снова сидел возле университета и снова смотрел на эти колонны, как скучающий демон, погруженный в мысли об утраченном рае, или, скорее, как заурядный