сына, видимо, мешало бывшей жене высказаться начистоту, между тем, потребность такая существовала, иначе бы Надежда не назначила эту встречу.
Несколько раз она начинала рассказывать о собственных буднях – очередном ремонте, затеянном в очередной квартире, переменах в дачном хозяйстве. Мне пришлось выслушать эпический сказ о засеянном газоне и новом канадском триммере, разумеется, самом лучшем, поскольку, другого Надежда просто не могла купить. В ответ я покивал с интересом, хотя ясен пень, газон перед чужим коттеджем мне был абсолютно ортогонален. Затем речь зашла об успехах сына. Какая же мать устоит против соблазна поделиться такого рода новостями! Никита же, оторвавшись от жевания принесённой ему в солёной корке дорады, царапнул ногтём мозоли на суставах моего кулака и горделиво произнёс:
– Я теперь тоже восточными единоборствами занимаюсь. Мама меня отправила тэквондо изучать.
– Это замечательно, – похвалил я.
– Вы сколько раз на кулаках отжимаетесь?
– Я на кулаках не отжимаюсь. Я на них прыгаю. Сто пятьдесят раз.
– Вы не шутите, Глеб Евгеньевич? – усомнился мальчик. – Я столько не могу… А точку «чи» качаете?
Видно было, что в его душе взыграл спортивный интерес.
– А чего её качать? – отмахнулся я. – Она у меня двадцать лет уже прокачана.
– М-да? – Никита снова как будто бы усомнился в моих словах. – А сколько же раз вы можете это упражнение сделать?
– Ну, раз двести…
– Обманываете, Глеб Евгеньевич! Столько даже наш тренер не может!
– Верю, что тренер ваш не может, а вот я – могу.
– А если я вас в живот сейчас ударю… – предложил мальчик.
– Да, пожалуйста, – я откинулся на спинку стула, предлагая Никите ударить меня в живот. – Можешь даже взять ножик у мамы, не бойся, он всё равно тупой!
– А если два раза тупым ножиком?
– Да хоть двадцать два…
– Прикалываетесь, да? А если ногой?
– Да хоть бейсбольной битой, Никитушка. Ты знаешь, какие у меня мышцы брюшины, если я «чи» могу качнуть двести раз? О мой пресс иглы шприцев гнутся и хирургический скальпель ломается…
– Ну вы шутник, Глеб Евгеньевич!
– Я – реалист.
Пока продолжалась эта милая и, в общем-то, совершенно невинная беседа Надежда молчала и с умилением поглядывала то на меня, то на сына. В какой-то момент мне даже показалось, будто она готова расплакаться, до того влажными и печальными стали её глаза. То как Надежда притихла, меня очень насторожило – я прямо-таки кожей чувствовал, что она в эти минуты пребывала не в своей тарелке. Что же такое с нею приключилось?
– А что мне надо сделать, чтобы тоже прыгать на кулаках сто пятьдесят раз? – пытал меня между тем Никита. – Больше кушать, да?
– Тут дело не в еде, Никита, а в гормонах, темпераменте и злости.
Никитушка над моим ответом задумался,