в худшую, естественно, сторону. А также вариант кончины, если можно так выразиться. Смертельные болезни считались отрицательным фактором. Разрушенные при жизни естественным ходом событий органы, после смерти, как вы понимаете, не восстанавливались. Если для сердечных и пищеварительных болезней это было не так важно, то в случае с раком мозга, например, вернуться, соображая выше третьей категории, не представлялось возможным. Также не повезло диабетикам – они после воскрешения гнили куда быстрее товарищей, что-то в их и до того разбалансированных клетках делало этот процесс вообще стремительным. Умереть от несчастного случая не всегда было лучше – в зависимости от того, насколько и какие органы при этом пострадали. Идеальным уходом считалась постепенная, без стрессов, кровопотеря, когда весь организм медленно затихал. Проткнутое насквозь сердце, повреждённая аорта или яремная вена. Отравление, если оно не воздействовало на мозг, а касалось чего-то другого, было тоже более или менее приемлемым.
Но полный пиздец – это утопленники. Поверьте копу из отдела Z. При соответствующей косметике, а она у нас постоянно выходит на новые уровни, обычного зомби с трудом отличишь от живого, включая даже полуразложившихся. Но только не в случае с утопленниками. Недели в воде достаточно, чтобы изменения были необратимыми. Не буду описывать все волдыри, бугры и складки, которыми покрыты их ожившие тела, вы и сами это знаете.
Холл «Первого» был какой-то бескрайний. И, насколько хватало взгляда, полный народа. Мне дали имя человека, с которым следовало связаться, но в принципе я знал, что так или иначе меня ждут в апартаментах пентхауса. Но как туда добраться ещё надо было понять. Лифтов в холле было примерно как игровых аппаратов в лас-вегасовском «Белладжио»[4].
– Эй, пацан! Где тут лифт на самый верх? – спросил я первого попавшегося.
Им оказался мальчишка лет двенадцати-тринадцати на вид. Вопрос я задал безо всякой задней мысли, ибо думал, что разговариваю с одним из посыльных, которыми «Первый» кишел. От доставщиков пиццы до почтовых курьеров, подрабатывающих, чтобы собрать себе на колледж. Парень был просто вылитый один из них, с той только разницей, что на нём не было какой-то узнаваемой корпоративной формы, куртки, сумки или кепки. Он был одет в белую рубашку с чёрно-серым жилетом, украшенным золочёной буквой «B[5]», что по-всякому означало, что это один из миллионов работников Барквиста, занимающийся какой-нибудь хернёй, не требующей образования, квалификации и опыта.
– Прошу прощения, сэр? – выдал мне пацан в ответ.
– Я ищу секретаря Фрэнка Барквиста, малыш, – сказал я. – Не знаешь такого? Некоего…
Я полез в телефон, посмотреть имя, которое мне дал Поттер.
– Мистера Кирка Уайетта, – подсказал мальчишка с заносчивой важностью. И показал свой бейдж, который эту важность объяснял. – К вашим услугам. Чем могу помочь?
На бейдже было то самое имя – Кирк Уайетт. Только