Многообразие. Инклюзивность. Равенство. Первая книга о diversity & inclusion на русском языке
в 90-х. Там была другая градация: три группы, в каждой свои подуровни. Сейчас этого нет, даже с первой группой можно работать. Многие родители не в курсе, что их дети могут работать. Родители, в свою очередь, ориентируются на специалистов. А многие из них также не подкованы. Например, у нас много было случаев, когда мы приходим к психиатру на медкомиссию и врач спрашивает про аутизм – врожденное это или нет. Участники могут быть не готовы, потому что у них не было ранней помощи. Они не получали должного образования. Я за 7 лет существования программы совершенно четко вижу эту разницу между людьми, рожденными в конце 80-х – начале 90-х, и ребятами, которым 18–20 лет, рожденными в 2000-х. У них совершенно разный уровень подготовки, образования, и дело не в инвалидности, а в том, что с ними занимались. И с родителями так же. Есть родители более старшие – их сложно перестроить. Те, кому 35–45 лет, по-другому себя проявляют. Есть больше шансов трудоустроить их ребенка, потому что они говорят: «Да, он может, пусть работает». Они задумываются: «А что будет с ним, когда не будет нас? Пусть идет работать, пусть социализируется». Те родители, что постарше, об этом не задумываются, как правило.
И работодатель – третья сторона. Как бы он ни хотел помочь, каким бы он ни был социально ориентированным, ему нужен человек, который выполняет работу. Пусть это будет совсем другой ритм, но тем не менее. Бизнес есть бизнес, лидеры не готовы терять в деньгах, а чтобы этот работник был, мы опять возвращаемся к семье – к работнику, к родителям.
Поэтому это такая триада, где все связано. Мы можем трудоустроить человека, а он потом не найдет поддержки в семье. Самый простой пример – лето. Родители привыкли летом уезжать на дачу, а тут ребенок работает. И здесь возникает конфликт: родителю нужно, чтобы ребенку дали отпуск на все четыре месяца, но так не бывает. Есть график отпусков.
Еще самая распространенная проблема – медкомиссия, врачи апеллируют к старым законам, зачастую боятся брать ответственность. Именно врачи-психиатры: у многих из них бытует стереотип, что врач несет уголовную ответственность за подписание документа. Но это не так. Мы подключали юриста. И врач-психиатр не несет ни уголовную, ни административную ответственность, потому что он ставит подпись в документе, подтверждая состояние здесь и сейчас. У нас есть ребята в регионах, которые не могут пройти психиатра – ни в частной клинике, ни в государственной. Они собирают комиссию и пишут заключение. Это сильно затягивает процесс, например, с одним парнем мы два с половиной месяца проходили эту комиссию. Не каждый работодатель готов столько ждать.
Со стороны работодателей есть стереотипы, у многих из них нет знакомых с нарушениями развития и интеллекта. Соответственно, есть опасения, например, а будет ли новый сотрудник с нарушением развития и интеллекта агрессивен. Поэтому мы проводим профориентационные экскурсии, где сразу 5–6 ребят приходят и работодатели их видят в неформальной обстановке. И еще проводим тренинги по пониманию инвалидности. Если работодатель более-менее в теме: есть