соседка ваша погибла. И она была в белом платье.
– Ой! А хотите взглянуть?
– На что? – не понял я.
– На утопленницу нашу!
Я опешил и ещё ничего не ответил, а Римма уже несла какую-то газету, и не успел я глазом моргнуть, как она из газеты вытряхнула конверт, а из конверта – несколько фотоснимков, и всё это были фотографии одной и той же женщины в белом платье, снятые с разных точек. Я понял, что это и есть Вероника Лапто. Совсем не старая и, наверное, довольно симпатичная при жизни, но здесь, на фотографиях, она уже была мертва.
– Откуда это у вас? – вырвалось у меня.
– Это же здесь произошло, – сказала Римма. – Вот и сфотографировали.
Я никак не решался прикоснуться к фотографиям, и Римма сама раскладывала их передо мной, будто гадала на картах. Я обратил внимание на платье Вероники. Такие сейчас не носят. Разве что только в фильмах про старую жизнь их можно увидеть.
– Какое странное платье, – сказал я.
– Чудное, – согласилась со мной хозяйка. – Вырядилась непонятно зачем.
– Белое, – отметил я будто невзначай.
– Ага.
– И призрак ходил в белом платье, – подводил я собеседницу к главному.
Римма вопросительно посмотрела на меня.
– А вам не кажется, что призрак – это и была Вероника? – предложил я ей свою версию.
– Вот! – с готовностью отозвалась Римма. – И у нас тут так говорят!
– А зачем она людей пугала по ночам?
– Этого я не знаю.
– Но смысл какой-то должен быть.
Женщина только пожала плечами в ответ.
– Вы её хорошо знали?
– Веронику? – уточнила Римма.
И мне вдруг показалось, что она не очень рада такому повороту в нашем разговоре.
– Да, Веронику, – подтвердил я с интонацией незаинтересованного человека.
– Я бы не сказала, что знала её.
Может быть, ей и удалось бы меня обмануть, если бы не выпитое ею спиртное. После четырёх бутылок пива женщине труднее притворяться. Но я не стал давить на неё. Мне достаточно было обнаружить её неискренность.
По-птичьи пропел видеодомофон. Римма отправилась открывать гостю. Кажется, она была рада отвлечься от разговора со мной.
Пришёл дядечка годков шестидесяти. Ёжик седых волос. Невысок, но крепок. И руки – как тиски. Он сжал мою ладонь, и у меня едва не хрустнули кости.
– Виталий Семёнович, – сказал дядечка. – Фамилия моя Карпов. Но я не родственник, а однофамилец.
– Кому однофамилец? – не понял я.
– Шахматисту нашему гениальному, Анатолию Карпову, – гордо сказал гость, будто отсвет гениальности падал и на него.
Римма принесла фотоаппарат.
– Виталь Семёныч! – пропела она, лучезарно улыбаясь. – Щёлкните нас с Евгень Ванычем на память!
Она прижалась ко мне, как будто мы были супругами. Вспыхнула фотовспышка.
– Запечатлено! – сказал однофамилец шахматиста Карпова. – Всё будет в лучшем виде! Так вы меня для съёмок приглашали?
– Нет-нет! – сказала Римма. – Я насчёт призрака нашего. Старой графини. Вы ведь её