другой.
1981 г.
Вариант судьбы
Свистопляска!
Свистопляска!
Юбки!
Чарки!
Серьги!
Жить без ласки?
Моя сказка!
Брось!
Какие деньги?
В табор вложены купюры —
в новенькую повесть!
Пусть
летят они,
как пули,
убивают совесть.
Губки шепчут,
как хлопочат!
Плечики!
Станочек!
Эх, взовьюсь я этой ночью
над тобой,
как кочет.
А покуда шуры-муры
подождут.
Над миром
вне большой литературы
я с цыганским пиром.
Здесь совсем другие лица,
закусон – не вилкой,
и вино не как в столицах.
Наливай, Василко!
Ящики исходят пивом!
Эй. тащите тару!
Лишь одна мольба над пиром:
не ломай гитару!
Этот табор, как и прошлый,
знаю-знаю
ушлый!
Но и я ведь парень дошлый —
залезаю в души!
Азы!
Верки!
Мои Лорки!
Милые купавы!
Вместе спали,
а на зорьке
мне коней купали!
Что готовите на завтрак,
милые девчонки?
С рук сойдёт?
Иль мне назавтра
отобьют печёнки?
И, разгорячённым телом
улетая в бездну,
с табаком, пропахшим делом,
я от вас исчезну.
И без всяких «до свиданья»
Побегу на поезд,
продолжать без опозданья,
(но другую!) повесть.
Там, в купе мои надежды
вновь испишут листик,
а поэт, сменив одежды,
снова станет критик.
Милая литература!
Подчинённый гвалту,
критик (робкая натура)
нацепляю галстук.
Тары-бары-растабары,
трубки – не цигарки,
ни вина и ни гитары,
ни моей цыганки…
… С верой, с правдою
(иль с Веркой?!),
иль в обнимку с горем,
плачет над своей «Венгеркой»
Аполлон Григорьев…
1981 г.
Рифмованные верлибры рисования
Астрономы и математики рисуют
гиперболы, синусоиды, эллипсы…
а также две параллельные прямые,
которые пересекутся в бесконечной звёздной вечности.
Физики и химики рисуют
цепочки формул,
отражая явление, дух и тело вещества.
Поэты, прозаики и прочие художники рисуют
точку соприкосновения зла и человечности.
А сатирики рисуют
общую кривую усмешки всего человечества.
Любовь рисует любовь,
ибо жаждет ответного чувства.
Ненависть рисует исход,
где придётся своей же рукой убивать,
чтобы не спасовать.
Неравнодушные люди рисуют чувства,
хотя, как это ни грустно,
многие из них
так и не