и безмятежно.
– Кто вы? – с ужасом пролепетал Золотов, вытягивая руки. – Прошу вас, оставьте меня!
– Мне нужны несколько ваших работ и кое-что еще, – властно произнес маркиз, – а потом я награжу вас.
Художник поежился. Слово «награжу» преломляло в нем страх.
– А чем именно его высокоблагородие меня одарит?
– Чем хотите, – ответил тот. – Хотите – деньгами. Одеждой. Могу оплатить вашу квартиру вперед на год… Но это зависит от того, насколько вы будете мне полезны, главным образом, относительно тайной комнаты на Итальянской, где вы рисовали портреты гостей вашего бывшего хозяина.
– Такие рисунки делали при следственных комитетах во время допросов, – глотнул Золотов, – а граф служил в Тайной канцелярии, вот и имел тягу…
– Когда вы попали туда?
– Опосля академии… в девяносто втором…
– Пики-чики! Где рисунки?
– В моей бывшей комнате, барин, но хозяйка без оплаты долга за комнату ничего не отдаст…
– Я оплачу. Согласны работать со мной?
Голодными глазами Золотов уставился на позолоченный герб маркизовой кареты и боднул потрепанной головой.
Через четверть часа де Конн и Золотов стояли в тесной клетушке под мезонином старого деревянного дома на Малом проспекте. Бывшее жилище художника не могло вместить даже кровать, так как строилось в качестве кладовки, а посему печальный скарб его состоял из сенной лежанки, лампы и складного мольберта, заодно служившего папкой всех его холстов, бумаг и красок с кистями. Хозяйка дома, некая Щукина, вдова отставного обер-аудитора Томского мушкетного полка, обладала статью и характером вольтижера42. Даже титул и учтивость его сиятельства не впечатлили готовую к началу любой словесной перебранке застрельщицу.
– И за издержки будьте любезны! – прорычала она, пересчитав выданные ей де Конном целковые. – Я три месяца его шмотье держала, кто мне эти услуги оплатит?
– Мне нужны только его работы, – спокойно ответил маркиз, – остальное можете продать.
С этими словами он галантно поклонился, подхватил мольберт и, не дав вдове опомниться, покинул сжатое пространство.
– Лампу жалко… – кряхтел за спиной де Конна Золотов, – очень полезный был предметик…
– Бросьте! – отрезал тот. – Вы ею никогда не пользовались… фитиль обгоревший, а ножниц для него у вас нет. Небось нашли на помойке… Думаю, вы привыкли работать в темноте и притащили лампу только затем, чтобы хозяйка не заподозрила в вас лунатика.
Художник чуть не поперхнулся: «Вот наблюдательный черт!..»
Он стих, поджал плечи и безропотно уселся на указанное ему место в экипаже. Когда карета тронулась в сторону Исаакиевского моста, де Конн несколько потеплел.
– До конца года я предоставлю вам покои в собственном доме, с двумя комнатами и спальней, – начал он, – приведете себя в порядок, обживетесь, подлечитесь. Исходя из затрат графа на ваше обучение