понимала, но не могла избавиться от назойливых ассоциаций, которые были привиты мне с детства. Как будто я попала на очень мрачный флешмоб невест. Всю дорогу в голову лезли совсем странные мысли: что в этот самый миг я хороню не только чужого отца и своего жениха, пусть он был им совсем недолго, но и прошлую жизнь, в которой должна была выйти замуж, «как все». Не судьба. До положенного алтаря мне придётся ещё добраться и побороться за право на спокойную жизнь.
После спуска процессия повернула по боковой дороге вдоль горной стены – там, у подножия холма, оказывается, стояла огромная каменная чаша, гладко вытесанная и даже отполированная неизвестно каким образом – при здешнем-то уровне технического развития.
В этой диковинной чаше и сожгли тело Маттейса. Дым от огромного костра поднимался высоко в небо – и где-то там, под тяжёлыми тучами, между которыми, прорвавшись в прорехи, только иногда проглядывало солнце, он развеивался, подхваченный слабым ветром. Показалось, всё обширное пространство вокруг холма заполнило душное марево и запах горящей плоти. Я стояла рядом с Дине, едва удерживаясь от того, чтобы приложить ладонь к носу: до того сильно переворачивалось всё внутри. Даже пришлось пожалеть, что позавтракала – наверное, не стоило.
Полыхающую чашу окружали плотным полукольцом Стражи Волнпика – их оказалось очень много – но в первых рядах стояли те, кто прибыл сюда с других сторон антрекена, кто знал Маттейса хорошо или хуже – но хотел попрощаться с ним. И, глядя на них, я задавалась вопросом: отчего, имея столько самых разных знакомств, он всё же оказался здесь? Неужто никто не пожелал докопаться до правды – если Паулине его действительно оболгала – никто не пожелал заступиться, а может, замараться?
Хилберт стоял совсем близко к огню – как только не обжигался? То и дело я возвращалась взглядом к нему, но ни разу не получалось наткнуться на ответный. Иногда, казалось, он шевелил губами – и в эти мгновения Дине рядом со мной всхлипывала, как будто понимала, что он говорит сам себе. Йонкер отошёл только тогда, как пламя начало опадать. Протолкнувшись мимо всех, кто хотел его остановить, чтобы высказать слова соболезнования, он просто пошёл обратно к замку.
Дине с тихим подвыванием закрыла лицо руками – и я качнулась к ней – обнять. Девушка ткнулась в моё плечо доверчиво, позволяя гладить её по спине и бормотать монотонно успокаивающие, но ничего по сути не значащие слова. И люди смотрели на нас почему-то осуждающе. Никто больше не причитал и не плакал, даже не смахивал слезу украдкой. Как будто выражать таким образом скорбь считалось здесь зазорным.
После того, как часть праха Маттейса развеяли над долиной, вся процессия двинулась назад к Волнпику. Другую часть праха должны были оставить в замке, в особом зале, где хранились останки всех глав Ордена до него – за многие сотни лет. И немного не по себе стало от мысли, что где-то под этой громадой находится ещё и своеобразное кладбище.
По пути мне удалось отделиться