я спокойно.
Я откинулся к стене.
– Это серьезно, Виктор, – Хазин говорил в нос. – Это весьма серьезно…
– Ты вырезал «Калевалу» на рисовом зерне? – спросил я.
Хазин замолчал. Мне показалось, он подавился. Я был бы рад, если бы он подавился.
– Виктор, я должен тебя предупредить – это не лучший выбор.
– Чего выбор?
Я начинал несколько злиться.
– Я твой старый друг…
– Мой друг – Гандрочер Кох, – сказал я. – Мой друг – Гандрочер Хекклер.
– Вижу, ты мало изменился, – с сожалением вздохнул Хазин. – Такой же тотальный мудозвон. Пожалуй, пора повзрослеть.
– Пошел на хрен, – сказал я.
– Чуть позже. Послушай все-таки мой совет – это не лучший выбор!
– Какой выбор-то?!
Хазин молчал. Нет, действительно интересно, кем он работает?
– Ты все еще фотографируешь? – спросил я.
– Что значит фотографируешь?
– Ты же фотограф. Раньше был во всяком случае. Чем занимаешься сейчас?
– Я не фотографирую. А почему ты спросил?
Хазин явно заволновался сильнее.
– Ну, ты же раньше фотографировал. Каждый шаг, каждый пук. Запечатлевал, так сказать.
– Виктор, послушай внимательно, – голос Хазина стал вкрадчивым. – Я ничего нигде не фотографировал, ты понял?
– Нет, не понял…
– Не суйся в это дело, Витя. Держись подальше от Чагинска!
– С чего ты взял, что я куда-то собираюсь? – спросил я.
– Витя, ты со мной в эти игры не играй, – сказал Хазин. – Ты не представляешь…
– Так объясни, – перебил я.
– Не лезь в это дело! – зашептал Хазин. – Не вмешивайся, Витя! Добром не кончится!
– Хазин, ты мне до сих пор не объяснил, во что именно я не должен вмешиваться?
Хазин закашлялся.
– Ты сам знаешь, Витя, во что не надо вмешиваться, – сказал он. – Ты же не дурак, понимаешь…
– Не понимаю. И я не собираюсь…
– Короче, Витя, – Хазин сделал вид, что утратил терпение. – Я тебя предупредил.
– И о чем ты меня предупредил?
– О том, что, если ты предпримешь определенные шаги, я не смогу гарантировать твою безопасность.
Хазин замолчал. Он не отключался, слушал, как я отреагирую на эту нелепую угрозу.
– Хазин?
– Я не смогу гарантировать твою безопасность, – повторил Хазин.
Он смог добавить в голос еще угрозы. Я представил, как Хазин стоит перед зеркалом и упражняется с голосом: вот умеренно, вот страшно, вот ледяное спокойствие, вот нервы, официоз. Поэст Уланов так же читает стихи про Дросю.
– Послушай, Хазин, – сказал я. – Я вот что хочу тебе сказать, Хазин. Пошел ты, Хазин, на хрен!
Я отключился.
Во рту до сих пор мерзкая кислятина от сырников, зуболомная кизиловая приторность, насколько же я был опрометчив, что заказал их на завтрак. Скверный завтрак предупреждает скверный день…
Это Крыков! Я позвонил Крыкову. Крыков насторожился. Крыков связался с Хазиным, старые друзья, красные носки, а вот Хазин не насторожился, Хазин перепугался. Перепугался, сделал стойку и несколько