придет время, в кухню и взять топор, а потом, через час (когда все уже кончится), войти и положить обратно.
Но это еще были мелочи, о которых он и думать не начинал»…
Я бросил этот листок и поднял другой. Было ясное ощущение, что в квартире я не один. Кто-то невидимый и неслышимый шел по длинному коридору, осторожно заглядывал в комнаты, темными глазами ощупывал ниши и антресоли.
У меня даже мурашки побежали по коже.
Глупости, вероятно – игра больного воображения.
«Вдруг он вздрогнул. Из каморки дворника, бывшей от него в двух шагах, из-под лавки направо что-то блеснуло ему в глаза… Он осмотрелся кругом – никого. На цыпочках подошел он к дворницкой, сошел вниз по двум ступенькам и слабым голосом окликнул дворника. “Так и есть, нет дома! Где-нибудь близко, впрочем, на дворе, потому что дверь отперта настежь”. Он бросился стремглав на топор (это был топор) и вытащил его из-под лавки, где он лежал между двумя поленьями; тут же, не выходя, прикрепил его к петле, обе руки засунул в карманы и вышел из дворницкой; никто не заметил! “Не рассудок, так бес!” – подумал он, странно усмехаясь. Этот случай ободрил его чрезвычайно».
Страница с подслеповатым шрифтом запрыгала у меня в пальцах. Я больше уже не гадал, откуда этот отрывок. Я не гадал, потому что теперь знал точно. Вот, оказывается, что означает топор! Было страшно за Ольгу, и мне это все чрезвычайно не нравилось.
Правда, что можно сделать в такой ситуации, я тоже не очень-то понимал.
Слабый протяжный звук донесся из коридора. Сомнений у меня больше не было: кто-то и в самом деле проник вслед за мной в квартиру. Причем идущий, видимо, старался двигаться как можно тише: шагнет – остановится, ждет пару секунд, потом – еще один шаг. Я вдруг почувствовал, как звонко и часто колотится у меня сердце. Колыхалась на окне тюлевая занавеска. Слабый сквозняк шевелил разбросанные по полу страницы. Деваться мне было некуда. Ручка дверей повернулась. Я стиснул зубы. Облитый солнцем, так что даже лицо его было смазано сияющим ореолом, возник в проеме дверей человек невысокого роста – замер, по-видимому привыкая к яркому свету, и повел подбородком, точно хотел растянуть кожу на горле.
– Виноват, – негромко сказал он.
Я мелко кивнул – точно клюнул.
– Квартира была открыта.
Я снова кивнул.
– Я бы не вошел так нечаянно, если бы знал, – вежливо сказал человек.
Он был одет во что-то из прошлого века: черный строгий сюртук, крахмальный воротничок – стоймя с отогнутыми уголками, темный, довольно широкий галстук, завязанный крупным узлом.
– Собственно, я к Антону Григорьевичу…
– Прошу, – сказал я и сделал невнятный жест.
Человек заколебался, глядя на пол.
– Тут – книги…
– Это ничего, – сказал я.
– Вы думаете? Впрочем, неважно.
Он вошел, осторожно ступая, и с церемонной светскостью наклонил голову.
– Позвольте