поручик. – К барьеру! Я призываю вас в свидетели, господа, что продырявлю это говорящее полено в четырех местах!
– Но-но, без намеков, – предостерег его Буратино, взмахнув гитарой.
– Сударь! – срывающимся голосом обратился поручик ко мне. – Как человек благородный, будьте моим секундантом!
Дворник, который до этого неприятно отклонялся назад и вращал глазами, вдруг крепко взял его за лацканы пиджака, несмотря на ожесточенное сопротивление притянул и громко, словно вхлебывая кисель, поцеловал в бледный лоб.
– Вот за это и уважаю тебя, Петруха…
Потом поймал за воротник шарахнувшегося Буратино и тоже поцеловал, подняв над полом.
– Чурбачок ты мой дорогой…
– Слезу – убью, – задушевно пообещал Буратино, болтая ногами.
Со страшным звоном уронил гитару, обвязанную красивым бантом.
Я от неожиданности чуть сам не упал. На ногах удержался лишь потому, что Антиох очень вовремя подпер меня сзади.
– Это же Варахасий, – объяснил он, как будто ставя все на свои места. – Ты его не бойся, ничего, он добрый…
– Ой, да ехали на тройке с бубенца-а-ами! – внезапно завопил дворник.
– Ему сейчас главное, чтобы – чуть-чуть…
– Есть бутылка водки, – неуверенно сказал я.
Антиох вопросительно посмотрел на дворника. Тот сморщил лоб и подергал вверх-вниз головой, как лошадь от мух.
– М… м… м… – через некоторое время изрек он.
– Мало, – перевел Антиох.
– И, по-моему, еще бутылка вина.
– Ой, да мне б теперь, соколики, за ва-а-ами! – отчаянно завопил дворник.
Забытый Буратино извивался в его кулаке.
– Пусти, Варахасий, пещ-щерный человек, троглодит!..
Толстые пальцы разжались, и Буратино сверзился в аккурат на гитару, провалившись тощей ногой в дыру под струнами.
– Достаточно, – подвел итог Антиох.
Я все еще не мог спросонья прийти в себя. Они ввалились ко мне как дикий табун и сразу начали орать. Кажется, это Буратино оскорбил чем-то поручика Пирогова. Или наоборот. Понять ничего было нельзя. Они кричали все сразу, и от гомона у меня уже начинало гудеть в ушах. Причем острый фальцет Буратино, казалось, перепиливал меня пополам, а звенящий от обиды и гнева голос поручика Пирогова хлестал тонким железом. К тому же дворник, Варахасий, как представил его Антиох, уловив меня в перекрест зрачков, припаянных к носу, непреклонным тоном потребовал чего-нибудь выпить.
– Ты человек или где?..
Я растерялся и делал множество мелких движений.
Поручик Пирогов между тем, не спрашивая никого, открыл дверцу серванта и, повозившись так, что звякнула внутри падающая посуда, извлек оттуда продолговатый полированный ящик, на кипарисовой крышке которого блеснула корона.
Поскреб ногтями – открыл.
– Извольте, сударь!
Обращенные встречь друг другу, лежали на черном бархате два