женское лицо.
В доме был полумрак, видно было, что изнутри освещают его мятущиеся огоньки лампад, висящих перед иконами.
Женщина истово перекрестилась.
Анютка
Под навесом у дома хозяева накрыли стол. Посреди стола – горшок с постным варевом, мед в глиняной плошке, хозяйка принесла каравай ржаного хлеба, и хозяин нарезал его крупными ломтями.
– Хлеб на стол, так и стол – престол! – Сказал хозяин.
Прибежала с опушки Анютка с подойником, в глиняную плошку налили лосиного молока, накрошили хлеба.
Хозяин широким взмахом двумя перстами перекрестился и перекрестил стол.
– Хлебайте, с Богом! С вами Анютка побудет, а мы стога метать. Вечером, говорить станем. Все людишки наши соберутся.
Взрослые ушли, а ребята принялись за еду.
– Мне тятя сказал, что вы некрещеные! За стол сели, лба не перекрестив, – сказала Анютка, со страхом поглядывая на ребятишек.
У Васьки с Колькой ложки застряли на полпути. И оба они почему-то покраснели.
– Наука доказала, – пробормотал Васьска, – что Бога нет. Это эволюция сделала из обезьяны человека, а не Бог. Люди скоро в Космос полетят, как можно верить в бабушкины сказки?
Анютка в испуге подняла руки, словно защищаясь от страшных слов.
– Не говорите никогда такого. Господь на Крест за всех нас взошел, а протопоп Аввакум мученическую смерть принял, врагами старой неискаженной Никоном веры заживо сожжен был… И вместе с ними тысячи истинных ревнителей православия…
В словах девчонки было столько страсти и непоколебимой веры, что юные богоотступники замолчали.
– Ты, прости нас, Анютка, но ни о протопопе, ни о Никоне ничего не знаем. У нас в школе такого не проходят. Расскажи, кто они такие и почему меж ними борьба была. – Попросил уважительно Васька.
– Я мигом. – Посветлела лицом Анютка. Она скрылась в доме и скоро вернулась с большой старинной книгой в кожаном переплете.
– Я прочитаю вам из жития преподобного протопопа Аввакума. – Анютка бережно открыла книгу. Это писано им собственноручно в Пустозерске в царской ссылке, куда протопопа Аввакума сослали, за то, что не покорился лживым церковным нововведениям.
Это было двести пятьдесят лет назад. До того православная наша вера семьсот лет была неизмененной. А царь Алексей Михайлович допустил до церковных книг пришлых людей, лживых да завистливых, которые православие на католический манер стали перекраивать. И стали они те книги переписывать да править, церковную службу менять, вместо двуперстого крестного знамения, щепоть бесовскую вводить. Главную молитву «Символ веры» переписали. А патриарх Никон стал несогласных с нововведениями гнать, на цепь сажать, головы им рубить и огнем жечь. И стал на Руси Великий раскол.
Ребята смотрели на эту девчушку, не видевшую ни разу в жизни иных людей, кроме своих деревенских, не знавшей достижений науки и техники, не ведавшей о ходе мировой истории, а жившей в остановившемся времени, и не понимали, то ли ее жалеть, то ли восхищаться ею и завидовать ей. Что-то было в ней