Это я по дурости простудилась на сквозняке. Надо было мне жакетку надеть.
– Ты чего пришла?! – При виде Линды у Голунова отвисает нижняя челюсть, – Ты себя в зеркале видела? Эк тебя разнесло. У тебя же стоматит. Гер-пис, так сказать, или пис-хер, кому как нравится. Как я с тобой работать буду?
– Не надо со мной работать, – Линда стоит в проёме двери, именно той, в которую в своё время ушёл, так и не открывший рот, двенадцатый номер.
– А чё пришла?
– Да так, на секунду, – спокойное лицо, губы раздутые от стоматита, – я хочу вам что-то дать… то есть, подарить…
– Денежку? – Лицо Бориса засветилось от удовольствия, прогадала таки, дескать, скелетина из регистратуры.
– У меня нет денег, не работаю, – Линда посмотрела на доктора в упор.
Он почему-то не улыбнулся.
– Закрой рот, я сейчас, – пациент послушно подтянул нижнюю челюсть к верхней и счастливо расслабился. Доктор встал со стула и кивнул Линде на выход, – ну-ка, пошли со мной.
Они вышли в коридорный аппендикс с гардеробом и окошечком регистратуры.
– Что – нибудь случилось? – Она никогда не видела его таким серьёзным.
«Да! Да! Да! Случилось и очень давно! Совершенно непоправимое, страшное, из которого нет и никогда не будет выхода! Да, произошла катастрофа!»
– Почему сразу «случилось», – Линда холодно пожимает плечами, – просто вот я уезжаю, и у меня есть вот такой домик с балконом и петуниями. Но он… Он мне больше не нужен. Вот, возьмите его… потому что он нужен вам. Вообще-то, он приносит счастье. Говорят, вам пришло разрешение на выезд? У вас будет такой дом с красными и белыми цветами, как если б он был в розовой пене…
– Цвета розочек на торте?
Никогда Линда раньше не слышала такого волшебного голоса. Чёрный бархат, нежный, завораживающий… у Него… у этого шута горохового! Сейчас Он опять засмеётся, и это будет невыносимо! Господи! Как я его ненавижу!
Она так хлопнула входной дверью, что чуть не сорвала толстую, похожую на шланг, жёсткую пружину, приспособленную для тех, кто забывал эту самую дверь за собой закрывать.
Есть такой очклассный прикол: Что такое «рай»? И говорят, рай – это каникулы в Греции! А потом говорят, а что такое «ад»? «Ад» – это приезд в Грецию на постоянно место жительства. Да, лана! Это иперволес, проще говоря, передёргивание. И тем более, какие проблемы у Линды – этнической гречанки? Она ж не за «длинной драхмой». Она ж, вроде как на «историческую родину», так сказать, «родину предков» возвернулась. И, тем более, в родных пенатах каждый человек совершенно спокойно может себе устроить и ад, и рай – всё зависит от его желаний и настроений, когда живёшь в этой стране уже двадцать лет – так она давно твоя. Вся твоя: со сварливыми соседями, знакомыми выбоинами в асфальте… Эх! Теперь твоя родная и другой родней не будет.
Линда до переезда в Грецию столько раз рассматривала эти пейзажи с морем и без моря, с Акрополем и без Акрополя, с «настоящими»