о чем я? Так вот, слушай. Мы отменили вечеринку. Ладно, раз ты ее не хочешь, раз ты в таком состоянии, ее лучше отменить, но…
– Вечеринку? – тихонько спросила я.
– Но тебе придется с этим смириться. С днем рождения. Ты не можешь провести остаток жизни, притворяясь, что…
– Да не притворялась я. Я просто не знала…
– Да, и вот еще что: я знаю, что тебе сейчас нелегко, но все равно, ты не должна так разговаривать с Линнетт.
– Что-что?
– В те выходные, у ветеринара. Она очень любезно согласилась приехать и помочь тебе с котом…
С твоей чековой книжкой.
– А ты устроила в приемной ужасную сцену. Всех расстроила. И угрожала отравить ее средством от вредителей.
– Это была шутка, – проговорила я все тем же тихим голосом. Как ребенок, которого неожиданно отругали, хотя он весь день хорошо себя вел. Я почувствовала, что глаза наполняются слезами. Но ведь можно заплакать, если тебя ругают, даже когда тебе почти пятьдесят? Почти пятьдесят, но ты не желаешь признавать очевидного (а может, и правда не желаю?).
– Не смешно, Элли. Помнишь, что мы всегда говорили детям? Шутка – это если все смеются. Линнетт не смеялась.
Ну хорошо, не смеялась. Она жалкая занудная тупица без чувства юмора, но не я же выбирала ее себе в жены, правда?
Он ждал, что я извинюсь. Я точно знала, что он ждет именно этого. Он всегда так делал, когда Виктория или Люси пририсовывали в газете усы премьер-министру или кучки возле тех, чьи зады оказывались на фотографии. Он никогда не просил их извиниться. Он просто садился, клал газету с усами и кучками на колени и смотрел на девочек с многозначительным видом, пока они не просили прощения. Извини, что премьер-министр выглядит как бандит с большой дороги, а у королевы понос. Прости за оскорбление столпов государства. Извини, извини, извини. Прости, что напугала твой драгоценный нежный цветочек-женушку разговорами о средствах от вредителей.
– Я не собираюсь извиняться, – заявила я, внезапно войдя в роль капризного ребенка, и даже топнула ногой, чтобы соответствовать этому образу. – Пора уже ей повзрослеть и научиться понимать шутки. И прекратить лазить в твою чековую книжку.
– Это наша чековая книжка, – холодно парировал он.
Мне это не понравилось. Не понравилась его холодность. Я извинюсь, если после этого он не будет разговаривать со мной таким тоном.
– И пора уже тебе покончить со своей ревностью и язвительностью и постараться подружиться с Линнетт, – продолжил он. – Я действительно думаю, что тебе нужно проконсультироваться с врачом! Или сделать что-нибудь еще! Тебе пятьдесят, Элли. Смирись с этим!
И он бросил трубку.
Бросил трубку!
Я смотрела на телефон и чувствовала, что у меня дрожит нога, которой я только что топнула.
Это было так неожиданно.
Мы никогда не ссорились, по крайней мере с тех пор, как развелись. Мы были настроены дружелюбно. Разумно. Здраво. Мы оба решили, что так будет лучше. Но может, мы были не правы? Кого я пытаюсь обмануть? Может быть, под маской этого здравомыслия