горничная строго следила). Вечерами она вместе с нами смотрела в холле программу «Время» и песенный конкурс «Юрмала», активно обсуждала политические события и исполнителей, к каждому жильцу при этом почти всегда обращаясь по имени (а проживало нас человек сорок). В отдыхе нашем было так много Евстафьевны, что я и не заметил поначалу, что она не единственная горничная у нас в корпусе, пока однажды утром, выходя в коридор, не увидел со спины перетянутую фартуком невысокую фигурку со шваброй, полные, загорелые икры, зеркалом заигравшие в солнечном свете, плеснувшем из моей комнаты, и красивую шею со спадавшими на нее каштановыми прядками. Еще через день я увидел на улице рыжеволосую красавицу лет двадцати и по икрам догадался, кто это.
Сказать, что она стала моей эротической мечтой, – значит ничего не сказать. Она стала моей мукой. Раньше при виде настолько красивых девушек я говорил себе: все впереди, парень, а пока порадуйся тому, что и ты когда-нибудь дождешься своего! Но на этот раз никакие заклинания не помогали. Я пробовал запираться в туалете, но, едва проходили отведенные на посещение кабинки три минуты, перед глазами тотчас вставал призрак Евстафьевны, и я не мог сосредоточиться, чтобы добиться хоть какого-то выхода неуемной энергии, которую рождала во мне эта девушка. Комната горничных была на первом этаже, с отдельным входом с улицы, и поскольку горничная эта не смотрела вместе с нами программу «Время» и не ходила с властным видом по коридорам, ища повода завести разговор, я ума не мог приложить, как вообще к ней подступиться и что сказать дальше обычного «здравствуйте»… Так и не придумав ничего оригинального, я решил за ней следить. Как-то после уборки она ушла к себе в комнату, а я сел читать книгу на скамью, так, чтобы видеть ее дверь. Не будет же она целый день там сидеть? Хотя… После бурной ночи самое время для крепкого сна… Мне мерещились уже какие-то длинноволосые двадцатилетние парни, прижимающие ее к стене на какой-нибудь дискотеке в Дзинтари… Итак, я просто сидел и смотрел в книгу, когда из корпуса вышла моя бабушка и села рядом со мной. Стоял ясный, но не жаркий день, один за другим из корпуса выходили постояльцы. Вот показалась и, к досаде моей, тоже села на скамейку Евстафьевна.
– А что, Евстафьевна, пойдете эротический фильм сегодня смотреть? – с улыбкой спросил, проходя мимо нас, отдыхающий.
– Ну, это больше для молодого поколения! – ответила Евстафьевна, указывая на меня. Я засиял.
– Куды? У пятнаццаць гадоў? – парировала бабушка. – Хай у кнiгу глядзiць!
И тут на крыльце показалась она. Я нырнул в книгу. Черт дернул вас всех здесь собраться!
– Вот Кристинке моей, племяннице, шестнадцать, – сказала Евстафьевна, с улыбкой глядя на нее (а она шла и совсем не смотрела на нас), – а я уже ничего не могу ей запретить.
«Всего шестнадцать!» – застучало у меня в голове.
– У шаснаццаць у канцэ вайны я ўзраслейшая за цяперашнiх трыццацiгадовых была, – вздохнула бабушка. –