старушенцией: тальком и побитыми молью крахмальными рюшами цвета пыльной розы!
– Ну и фантазия у тебя, ду… м-м-м… Сурьма! – усмехнулся Астат. – Я постараюсь звать тебя иначе. Как бы тебе хотелось?
– Ну-у-у… Не знаю, придумай сам. Все эти «душа моя», «голубушка», «душечка» остались в прежних временах, сейчас уже наступила другая эпоха! Сейчас даже побег родовитого парня со служанкой можно выставить в свете героическом и романтическом (уверена, у мами получится!), а ты говоришь «душа моя» и робеешь поцеловать меня даже здесь, где кроме нас никого нет. – Сурьма выдернула руку из-под локтя своего спутника и резко развернулась к нему лицом, оказавшись практически вплотную к жениху.
– Я не робею, – удивился Астат, – я отношусь к тебе со всем уважением.
– Но от этого твоего уважения моё сердце совсем не похоже на бокал игристого, вовсе нет! – разочарованно воскликнула Сурьма. – А так хочется…
– О чём ты, душ… э-э-э… бесценная моя?
Сурьма едва заметно скривилась: этот вариант обращения понравился ей не больше предыдущего.
– Поцелуй меня, Астат, – тихо попросила она, глядя ему в глаза, – так, чтобы дыхание перехватило и сердце оступилось…
Астат ласково улыбнулся, согнутым пальцем легонько приподнял подбородок Сурьмы и нежно, почти невесомо прикоснулся губами к её губам. Сурьма обняла его за плечи и закрыла глаза, полностью отдаваясь моменту. Но дыхание не перехватывало, а сердце продолжало стучать размеренно и ровно: туду-туду, туду-туду, как колёса паровоза по рельсовым стыкам.
Глава 4
Сурьма ошиблась – в её следующую смену новенький на работу ещё не вышел, но вся бригада уже знала, что человек на освободившееся место взят, и первый его день будет завтра.
– И кто он? – поинтересовалась она в обеденный перерыв в столовой, подсев за стол к ребятам из своей бригады.
– А чёрт его знает, – пробухтел с полным ртом Барий, за раз откусивший от буханки хлеба половину, – не местный. Старик какой-то. В город только вчера приехал. Сегодня, говорят, ему день на обустройство дали.
– С допуском к работе машиниста? – Сурьма поставила локоток на стол, подперев кулаком подбородок.
Допуск к работе машиниста хотя бы одного технеция из их бригады гарантировал, что ей достанется половина всей работы пробуждающего (а вторая половина отойдёт пробуждающему сменной бригады – Литию). Если же они останутся без машиниста, то и в пробуждающем нужды не будет: живые паровозы будет обслуживать другая бригада, а Сурьма останется исключительно диагностом.
– Машинист-технеций, – ответил Барий, вкусно хлюпнув супом.
– Даже та-а-ак! – протянула Сурьма, не в силах скрыть довольную улыбку.
Машинистом-технецием мог быть только человек с высшим образованием, хорошим дипломом и длительной практикой по обеим специальностям. Такие обычно работают на маршрутах,