ты разлюбишь меня, Актэ, приходи сюда и возьми свой пояс. Теллура даст тебе волю.
Я взглянула на Луция, лицо которого окрасилось голубовато – серым светом луны, заглядывающей в прямоугольник входа. Мы оба были похожи на статуи, дрожа от холода и страсти…
– Боги будут всегда помогать нам.– сказал он и сжал меня в объятиях, одновременно расщёлкивая пластины пояса на боку.
3.
– Что – то твоя лазанья разваливается, как СССР. – сказала Вива, ковыряясь вилкой во внутренностях пасты, начинённой слишком рассыпчатым говяжьим фаршем.
– А что я могу сделать, если проклятый этот ваш супермаркет торгует только таким мясом? Оно сухое, как крысиное дерьмо.– ответил Платон.
– Мой крыс какает куда изящнее, – засмеялась Вива, поблескивая металлическими скобками брекетов.
– Так! Господа интеллигенты, будущие и настоящие! Неприлично за столом говорить о дерьме. А мы, как сядем, так начинается! Как у нашей бабули! Та тоже, только за стол и сразу поминает, кто чем болеет, у кого что не работает и обязательно про чью – нибудь смертушку заведёт. – Цезия Третья нервно стучала вилкой по тарелке, подбирая катышки мяса.
– Так у кого что болит, тот на том и женится.– фыркнула Вива.
Платон отодвинул тарелку.
– Дочь… – многозначительно произнёс он.– А ты не куришь? У тебя зелёный цвет лица.
Вива кашлянула пару раз и глянула исподлобья, стараясь не засмеяться.
– Так! Так! У нас тут что? Аттракцион немыслимого участия? Варвара, иди, чисти зубы и быстро в школу! А тебе если интересно, спрашивай у неё не за три минуты до выхода.– Цезия Третья готова была оплевать Платона ядовитой слюной.
Но Вива всё равно его любила.
– Паап… Ты чего? С какого перепуга я буду курить? У меня от латентного употребления никотина уже башня кружится, а если его ещё и внутрь принять…
– Ну, ладно, это я так спросил.– Платон вытащил из пиджачного кармана бумажник, открыл его и достал тысячу рублей.
– Вот. Возьми… Сходите в кино с девочками.
Вива презрительно глянула на тысячу, но взяла.
– Ой, всёё! Пап, спасыбо! Прямо ващще!
– Давай мне это… хорош свой таджикско – матерный суржик включать.
Вива счастливо улыбнулась, и, выскочив из —за стола, побежала в коридор.
Цезия Третья уже справилась с лазаньей и цедила кофе, сидя в телефоне и просматривая новости из соцсетей.
Платон краем глаза смотрел на неё и недоумевал, как он мог её полюбить когда – то? Эту жирную индюшку, туповатую и вальяжную, полную своим идиотским самомнением. Да, лет пятнадцать назад она была ещё ничего… Ещё ничего… До того момента, как Вива родилась. А потом пошло дело!
– Премьера когда будет? – спросила Цезия Третья и кусок тонального крема отпал от её вытянутого носа и упал в чашку кофе.– Мать твою женщину…
– Да! Когда! – вмешалась Вива из коридора.
– Тебя всё равно не пустят! Там