Кузя, потеряв мужа на любовных фронтах, с желанием насолить ему, заметила Платона.
Одна главная роль, вторая, третья… И вот сейчас, когда он сыграет Нерона, а она его мать Агриппину, можно уже ему и пальцем не шевелить. Карьера в гору. Всё принесут, всё дадут! И самое главное, что он дождался.
***
Проходя мимо дворовой палестры он недолго посмотрел, как крепкозадые юноши в красных майках играют в футбол и матерятся.
– За мат: вон с поля! – хотелось крикнуть Платону, но он понимал, что ему навешают.
Свежий и ухоженный, синеглазый атлет с лицом Антиноя, не выражающим ничего, кроме скрытого самодовольства, Платон с утра готовился к этой встрече.
Час назад он подписал контракт с голливудским продюсером. Вот так… падёт бремя Кузи. А сейчас, когда до премьеры осталось три месяца, можно и потерпеть. Он потерпит. Восемнадцать лет терпел.
В закатном свете, нежась в тепле красок, кремовый кирпич Кузиного дома делался розовым и казался съедобным, как пастила.
Или нет… Он напоминал розовое мясо свежевыловленного морского гребешка.
Ему сразу открыли.
Проходя через прихожую, Платон оставил в ларарии две припасённые специально для этого две конфеты « Мишки на севере» для Матери и Отца, фигурки которых из раскрашенного и высушенного хлебного мякиша самолично сделала Кузя.
– Интересно, знаете ли вы, что я люблю вашу дочку только ради своей собственно выгоды? И она должна быть счастлива. – сказал Платон про себя, глянув в нишу, скрытую полумраком.
Оттуда что -то щёлкнуло и волоски на руках Платона встали дыбом.
– Мать вашу… – процедил он сквозь зубы.
Навстречу ему вышла домохозяйка Лаура Гамлетовна и сказала с лёгким, старательно выводимым иберийским акцентом:
– Можете зайти в ванную комнату. Только сразу прикройте двер, а то просквозите её.
Платон скинул ботинки, уронил лёгкую курточку в руки Лауры Гамлетовны, развязно стащил рубаху.
Лаура Гамлетовна вытаращила пуговичные глаза на Платоново мускулистое тело, гладкое, словно полированное, и протянула руку к трицепсу.
– Ну? На… пощупай.
– Карощий. Как мой син. Он такой же… Крепенькие… Занимаетесь?
– Какая – никакая, а всё – таки женщина. Кому вредит восхищение одноклеточных? – подумал Платон и ответил, – Занимаюсь понемногу. Я же весь спектакль полуголый хожу. Вот мне и приходится быть… таким… Моя- то туника вот эдак ноги открывает. Нельзя жиреть! Пришлось мне договориваться…
– С кем? – шёпотом спросила Лаура Гамлетовна.
– С этим. – шёпотом ответил Платон. – С властителем душ.
Лаура Гамлетовна перекрестилась.
– Тьфу! Дурачок вы, Платон Аркадиич. Вы глупэнький! Мой муж тоже говорил так, что он старый конь, но шкура должна быть блэстящей. Так и умер. Блэстящий весь. Свэркал, да!
И Лаура Гамлетовна, качая головой, опустила жирные, мягкие руки.
Платон освободившись от брюк и трусов вошёл