продолжая разглядывать девушку и недоумевая про себя, как такая юная, хрупкая красавица могла оказаться в этой космической черной дыре, где правят силы зла. Где нет ничего, кроме крови, грязи, страха и смерти. Мне очень любопытно, кому Ольга звонила в Москву, но спросить не решаюсь.
– Родилась я в Москве, а в Грозный мы переехали с родителями, когда мне было семь лет. Мой отец из Грозного, я уже говорила, что он чеченец, – начала Ольга свой рассказ.
– С отцом все в порядке? – осторожно спрашиваю я.
Ольга улыбнулась:
– Да, он жив, здоров, с боевиками не связан и снова живет в Москве. Он вернулся туда задолго до войны. Они с мамой развелись, когда мне исполнилось десять. Мама музыкант по образованию, окончила консерваторию. Коренная москвичка.
– Вы, выходит, тоже?
– Что тоже?
– Коренная москвичка?
– Да, москвичка. Только большую часть жизни прожила здесь, в Грозном. Теперь даже не знаю, чего во мне больше: русского или чеченского? Я ведь очень маленькая была, когда мы уехали.
– А почему вы с мамой не вернулись в Москву?
– Так получилось. Мамины родители, мои бабушка с дедом, не очень хорошо приняли отца. Они всю жизнь сдували с мамы пылинки и считали, что ее избранник должен быть особенным. Отец в то время был простым инженером-строителем. Я – плод любви горячего чеченского парня и русской красавицы из интеллигентной московской семьи, которой родители запрещали прикасаться к грязной посуде и поручням в метро. Кстати, мне к поручням тоже запрещали прикасаться. Бабушка – известный в Москве хирург, была уверена, что я непременно подхвачу какую-нибудь заразу. Дед ее в этом поддерживал. Видели бы они все это! – Ольга кивнула в сторону виднеющихся за воротами базы руин. Потом она замолчала, и мы какое-то время шли молча мимо избитого пулями и осколками бетонного забора. Я тоже молчал, и через какое-то время Ольга продолжила сама:
– Дед был профессором филологии. На нашей даче в Быкове собирались известные актеры, музыканты, писатели. Я хорошо помню эти встречи. Было очень шумно, весело, постоянно играла музыка. А меня каждый раз непременно ставили на стул, и я под мамин аккомпанемент пела «Подмосковные вечера» или «Выйду ль я на реченьку». Все очень умилялись и наперебой говорили, что я, как и мама, буду певицей. Всю жизнь бабушка с дедом видели в качестве маминого мужа сказочного принца. Выпускника МГИМО, например, а не «джигита», как они всегда называли отца. В принципе они неплохо относились к отцу как к человеку, но постоянно давали понять, что он из какой-то другой сказки, что ли.
Впереди показался КПП, и мы с Ольгой, не сговариваясь, сбавили шаг.
Я молча слушал, и она продолжила:
– Маме все предрекали блестящее будущее. После консерватории ее звали в оперу, но она всегда хотела петь на эстраде. Она и сейчас прекрасно поет, а тогда… Ее звал на гастроли с собой сам Давыдов! Предлагал создать дуэт.
– Давыдов? – я не удержался. – Врешь! –