янтарь ее глаз, и от этого они кажутся еще крупнее, словно под увеличительными линзами.
– Папа сказал, что постарается помочь нам с мамой как можно скорее выехать отсюда. Он обрадовался, что мама наконец согласилась. На первое время обещал снять квартиру в Москве, а там видно будет, – она улыбнулась, и два ручейка горными потоками брызнули из глаз по щекам, увлекая за собой едва заметные крупинки пудры. Ольга смахнула ручейки и виновато улыбнулась:
– У отца давно уже другая семья. А тут мы еще. Впрочем, это я уже говорила…
Мы сидим с ней в столовой Дома правительства – единственном месте на базе, где можно поесть. Как альтернатива есть еще чеченская шашлычная на площади перед КПП, но я не люблю ее за тесноту, накуренность, липкие столы и пластиковую посуду.
Ольга отказалась от еды, как я ни уговаривал, согласившись только на стакан яблочного сока и шоколадку. Мы рассказываем по очереди каждый о себе. Она мне – про музыкальную школу, своих подруг, которые давно покинули Чечню и с которыми утеряна связь, про довоенный Грозный. Я – о родном Нижнем Новгороде, Москве и всякой ерунде, о которой говорят с человеком, когда с ним просто хочется говорить. В какой-то момент Ольга посмотрела в сторону, заулыбалась, замахала руками. Обернувшись, я увидел достаточно привлекательную женщину средних лет. Улыбаясь, она идет к нашему столику.
– Это моя мама, – шепнула Ольга. – Она здесь работает, я говорила.
– Здравствуйте, я Ольга Ивановна, Олина мама, – представилась женщина, целуя дочь в щеку и протягивая мне руку.
– Да, мы две Ольги! – засмеялась Оля.
– Здравствуйте, – отвечая на рукопожатие, я слегка привстал и неуклюже показал на стул, предлагая присесть.
– Я ненадолго, – сказала женщина, присаживаясь.
Судя по Ольгиным рассказам, ее матери должно быть за пятьдесят, но на вид я не дал бы ей больше сорока пяти. Ясно, что в молодости эта женщина была очень красива и пользовалась вниманием мужчин. Видимо, муж-чеченец ревновал не зря, опасаясь соперников. Неглубокие морщины уже тронули ее лицо в уголках рта и век, но сами глаза, большие, как и у дочери, только не карие, а зеленые, смотрят на мир с живым интересом. Правда, иногда они внезапно замирают и тускнеют изумрудами, от которых убрали луч света, когда она вспоминает что-то неприятное. Но через мгновение Ольга Ивановна находит новый повод для веселья:
– Ольгуш, ты пригласи ребят к нам в гости, пусть снимут, как выживает в руинах недобитая русская интеллигенция, – и тут же изумруды в глазах гаснут, подергиваясь болотинкой, – а вы знаете, какой красивый был город!
На ней строгий, немного старомодный, видимо, из начала девяностых, довоенный еще костюм: узкая, длинная тёмно-серая юбка, подчеркивающая стройную фигуру, и такого же цвета приталенный пиджак с большими накладными карманами. Белая блузка под пиджаком с небольшим кружевным воротником. Наверное, этот костюм Ольга Ивановна надевала, когда еще преподавала в школе музыку. Косметикой, как и дочь, она