член дергается у меня в штанах. Интересно, это означает, что она хочет, чтобы я ее тоже чему-нибудь научил? Очень надеюсь, что да.
Я беру несколько кусочков картошки и двигаю тарелку обратно, гадая, какой глубоко философский вопрос будет следующим.
– Какой у тебя любимый цвет? – спрашивает она.
Я смеюсь. Потом смотрю ей в глаза.
– Не знаю, как он называется… такой коричневый с оттенками голубого и зеленого.
Я протягиваю руку и беру еще картошки.
Перед следующим вопросом на ее щеке появляется ямочка.
– А любимый фильм? – спрашивает она.
– Точно не «Бен-Гур», – отвечаю я не задумываясь, от чего она смеется.
– Он показался тебе слишком длинным? – спрашивает она.
– Вообще-то я его еще не смотрел, так что не буду критиковать.
– Это как? – спрашивает она.
– Признаюсь, что на самом деле я не смотрел вчера фильм.
Она улыбается.
– Я тоже, – сознается она.
Я смеюсь.
– Хочешь прийти завтра и попробовать еще раз? – спрашиваю я, радуясь, что у меня появился повод еще раз встретиться с ней на выходных.
– Давай, – соглашается она. – Но на этот раз верни всю мебель на место, чтобы нас ничего не отвлекало.
Я широко раскрываю глаза, а она продолжает:
– Я видела на ковре следы от дивана, Макбрайд. В следующий раз положи во вмятины кусочки льда, чтобы они разгладились.
Она смеется надо мной. Я попался. Боже, как я люблю эту девушку!
Нравится.
Мне нравится эта девушка!
Черт.
Я оплачиваю счет, и мы выходим из ресторана. Я указываю ей на озеро позади здания и предлагаю:
– Если тебе не слишком холодно, может, прогуляемся? Тут очень классная тропа вокруг озера.
– Звучит заманчиво, – говорит она.
Мы идем по тропе, и я беру ее за руку. Боковым зрением я вижу ее улыбку. Интересно, она чувствует те же искры, что и я?
– Ой, – произносит она. – Забыла тебе рассказать. Мне сегодня позвонили из студенческой газеты. Они взяли меня практиканткой в свой главный офис.
– Это чудесно, Бэйлор!
– Ну, не так чудесно, как если бы я была репортером или редактором. Я буду просто рядовой секретаршей, но надо же с чего-то начинать, – говорит она.
– Уверен, что тебя очень скоро повысят до репортера! – говорю я и ободряюще сжимаю ее руку.
Когда мы обошли уже пол-озера, она начинает дрожать, и я чувствую себя полным придурком из-за того, что пригласил ее пройтись в такой холод. Я останавливаюсь и обнимаю ее, растираю ей спину, пытаясь согреть. Она улыбается мне, и в мягком свете фонарей, освещающих тропинку, я вижу, что нос у нее покраснел от холода. Я наклоняюсь и трусь носом о ее нос. А потом я делаю то, о чем мечтал последние шесть часов. Я снова ее целую.
Мне не показалось раньше – Бэйлор и правда хорошо целуется, просто фантастически хорошо. Я пытаюсь прогнать мысль о том, что они с Говнюком, должно быть, много целовались весь прошлый семестр. Интересно, были ли их поцелуи похожи на этот? Вряд ли. Это просто невозможно.