делала очередной обход глухих местностей левого берега Невы. На пустопорожних барках в Озерковой слободе взяли тридцать беспаспортных, в числе которых оказался один беглый с каторги. Еще двое попались в Тентелевой деревне. Самая ценная добыча ожидала фараонов в Автово – атаман банды громил Фимка Ражий. Люди Путилина искали его с зимы, за многочисленные грехи. А тут парень намулындился и уснул в доме своей марухи. Проснулся оттого, что сам полицмейстер Третьего отделения полковник Целерицкий тыкал его револьвером в грудь.
А отряд городовых под командой титулярного советника Шереметевского осмелился вторгнуться в святая святых преступного мира – на дальнюю окраину Горячего поля, за свалку. Туда без пехотной дивизии не ходи! Но Шереметевский, исправлявший в сыскной полиции должность чиновника для поручений, не побоялся. Храбрый, артистичный, любимец Путилина, он никак не мог избавиться от унизительного «и.д.». И в последнее время шел напролом, жаждал отличиться. И отличился на свою голову… В кустах за Волчьей канавой, где каждую весну лихие люди закапывали до десятка жертв, сыщик обнаружил три старых холмика и один совсем свежий. Титулярный советник предусмотрительно велел своему отряду захватить лопаты – он целенаправленно шел именно к зловещей канаве. Теперь сыщик приказал свежий холм разрыть, а старые пока не трогать.
Земля была податлива, как будто яму рыли вчера. Уже через минуту из могилы показалась рука. Выкопали все тело и обнаружили труп молодой женщины в одном белье, красивой и даже ухоженной. Она была в крови, на груди и боку зияли раны. Убили ее недавно, на теле даже не успели выступить пятна. Находку спешно отправили в полицейский морг при Казанской части.
Вечером Путилин по телефону велел всем надзирателям явиться на Офицерскую. Штаты Петербургской сыскной только что расширили, вместо прежних двадцати надзирателей теперь в ней числилось аж сто двадцать, не считая вольнонаемных агентов. Всех их отправили на опознание в морг. Уже через час новичок, неимеющий чина Шевалдышев, доложил Ивану Дмитриевичу:
– Знакомая дамочка. Третьего дня встретилась мне на выходе из меблированных комнат Донато.
– Это которые в Заячьем переулке?
– Угол Заячьего и Дегтярного, ваше превосходительство.
– Ну-ну. И как ты ее запомнил? Вернее сказать – почему?
– Как же было не запомнить, ежели она выходила под руку с генералом. В красной фуражке.
Путилин покосился на Шереметевского:
– Леонид Алексеевич, кто у нас носит красные фуражки?
Тот переменился в лице:
– Как выглядел генерал? Высокого росту, с бородой, лет около тридцати с небольшим?
Пришел черед меняться в лице самому Путилину:
– Разве бывают тридцатилетние генералы?
– Бывают, Иван Дмитрич. О-хо-хо… Намекаю: красные фуражки носят царскосельские лейб-гусары.
– И шо? – с малоросским акцентом спросил действительный статский советник.
– Это был великий князь Николай Николаевич Младший, командир лейб-гвардии