поеду я к родителям. Я еще не готов им ничего сказать. Да и что говорить – лишь зря тревожить.
– Послушай, Ян. Не хочу напоминать тебе, но ситуация у тебя непростая – ты безработный писатель, который не написал еще ни одной серьезной книги. Квартира у вас одна на двоих, машина – тоже.
– О чем ты вообще? – простонал я.
– Зная тебя, ты уже через месяц останешься не то что без крыши над головой, она с тебя и последние штаны снимет!
Я склонил голову набок и затряс ею.
– Да что ты вообще несешь?! Мы с Верой знаем друг друга всю жизнь, и она никогда не пойдет на такое! И при чем тут вообще квартира?..
– При том, что дележка квартиры – занятие премерзкое.
– О чем ты, Тома? Ничего мы делить не собираемся. И потом, мы никогда до такого не дойдем… Вера и я – у нас совсем не такие отношения.
Тома подняла правую бровь и заводила ногами по полу:
– Это я уже заметила.
– Хватит, я серьезно.
– Я тоже серьезно. Пора тебе посмотреть правде в глаза, Ян. Дойдет до развода – придется делить. Подумай, где жить будешь. И на что. А если у тебя нет ответа – слушай меня и родителей, мы тебя в обиду не дадим.
Я издал жалкий стон. Наш разговор повернул совсем не туда, куда было нужно. Я понимал, что не смогу объяснить сестре всего, что чувствовал. Я не знал, каким путем идти дальше, но был уверен, что обойду указатель «Развод» любым способом. Возможно, тогда я все еще верил, что что бы ни произошло, у нас с Верой найдутся силы выпутаться, и как бы далеко не было спрятано решение, мы сможем его отыскать. Наша с Верой ссора казалась мне запутанной, как и наши несшиеся сквозь года чувства. Но моей сестрой история читалась яснее – предательство, развод, конец. Глядя на спокойную Тому, у меня складывалось впечатление, что она уже построила в своей голове четкий план действий. Я позавидовал ее уверенности и готовности вот так просто принимать изменения жизни.
И все же пока мы с Верой не могли подобрать точное слово для того, что проходило в душе каждого из нас, рано было действовать, рано было загадывать, рано было искать объяснения, как бы отчаянно я в них ни нуждался. Неопределенность сверлила изнутри, и я готовился к тому, что с болью придется пожить еще какое-то время до тех пор, пока мы с Верой не поймем, как нам быть дальше. Мир без Веры мне был не нужен, но я не мог сказать это сестре. Тома выглядела уверенной, но я приметил, как она пару раз потянулась руками к шее, нервно почесалась, вместо вилки она ухватилась за ложку. Чем-то Тома была похожа на Веру – та же категоричность и твердая убежденность в себе – качества, которые восхищали меня, но почти отсутствовали во мне. Возможно, сестра ждала, что я сорвусь с места, побросаю вещи в чемодан и скажу: «Да пошло оно! Я и сам прекрасно проживу!», но я не мог так сделать – Вера была дорога мне, как никто другой. «Вчера, сегодня и завтра…» – прошептал я, и никакой поступок не мог перекричать эти мои слова.
Под гнетом моей сестры, я все же решил, что пару дней поживу у родителей –