Потом она смешивала эти осколки с леденцами и отдавала эту смесь матери. Мать, конечно, отказывалась, уговаривая своих дочерей съесть такую микстуру. Здоровье её не настолько плохо, всё нормально, а вы обе ещё растёте, ешьте сами. А девочки отвечали, что грецкие орехи слишком горькие, и вообще они им не нравятся.
Цзинцю встала на колени и думала: вот, Линь действительно слишком хорош для неё. Она слышала рассказы из дореволюционных времён о маменькиных дочках, которые, бывало, продавали свои тела, чтобы поддержать матерей. Она думала, что понимает их. Что ещё молодая девушка могла сделать, чтобы помочь матери в те дни? Даже теперь, в этом новом обществе, что могла сделать такая девушка как Цзинцю кроме продажи собственного тела, чтобы поддержать мать? Сейчас, с этой корзиной грецких орехов перед собой, она боялась: если эта корзина грецких орехов вылечит мою мать, разве я не должна согласиться выйти замуж за Линя? Теперь они были частью нового общества, где нельзя было покупать и продавать людей, и она не могла продать себя ему. Только выйти замуж.
По мере того, как она размышляла, как бы отплатить Линю за его доброту, мысли её переключились на Третьего Старче. В глубине души ей было жаль, что это не Третий Старче принёс орехи, так как проблема решалась бы тогда легко: она бы с радостью продала себя ему. Цзинцю упрекала себя. А в чём, собственно, Линь хуже Третьего Старче? Только в том, что пониже ростом, и внешне не похож на мелкого буржуа, как Третий Старче? Но разве не нужно смотреть на то, что у человека внутри, а не снаружи?
И тут же она снова себя отчитала. Как ты можешь говорить, что Третий Старче не так добр как Линь? Разве он не заботится о тебе? К тому же, он и другим всегда помогает: чинит их ручки, часы, тратит свои деньги на то, чтобы купить запчасти и никогда ни у кого не берёт ни гроша. Разве это не свидетельство его доброты?
Говорили, что его прозвали образцовым солдатом геологической партии.
Запутавшись в своих мыслях в какой-то момент, она поднялась и криво рассмеялась. Ни один из этих двух на самом деле никогда и не говорил, что ты им интересна – так с какой стати ты так распетушилась? Она решила сшить Линю новые туфли с тем, чтобы мать его не бранила, и с тем, чтобы ему не приходилось ходить босиком в холод. Она знала, что у Тётеньки Чжан в корзине для шитья было полно подбитых подошв, которые всего-то надо было подогнать и подшить, и верхов, склеенных, но без подошв. Потребуется пара вечеров, чтобы превратить эти запчасти в готовую пару туфель.
Она выбежала, чтобы найти Тётеньку, и сказала ей, что желала бы сделать пару туфель для Линя. Глаза Тётеньки сверкнули от удовольствия, и она тут же поспешила отыскать два готовых верха, две подошвы, наряду с нитью, иглами, и каблуками, чтобы выдать всё это богатство Цзинцю. И постояла рядом, восторженно наблюдая, как Цзинцю подшивает подошвы к верхам.
– Никогда бы не подумала, что вы, городские девушки, знаете, как шить! – воскликнула Тётенька через какое-то время. – Ты подшила подошву быстрее, чем смогла бы я, да ещё и более сложным стежком. Твоя мать очень хорошая