них жизненную силу – и через какое-то время выплевывала уже бездыханные тела.
По мухловскому Гангу, как и по одноименной индийской реке, эти тела плавали пачками. Они беспрепятственно пересекали границу с Зоной и распугивали жителей расположенных ниже поселений, в сети которых то и дело притаскивало мертвецов. Берега водохранилища (не говоря уже о Ганге) становились все более безлюдными – Зона мстила благополучному миру за факт своего существования.
А воронка, между тем, продолжала зиять, завораживая своими лиловыми завихрениями.
"Какая она красивая, – думала Алина, встав на край моста и начиная раскачиваться. – Здесь, в этой проклятой Зоне, все какое-то особенно серое, безрадостное… Люди, дома, деревья, небо – все слилось в единую тошнотворную массу. Как будто ярких красок на свете вообще нет. Не за что глазу зацепиться… Но главная серость, главная гадость – вон она, в реке отражается, качается стоит. А воронка – как большой волшебный цветок… Она поможет мне, она очистит меня…".
На концерт в мухловском ДК Алина забрела случайно, где-то в глубине души надеясь усыпить змею самокопания, которая сидела в ней уже более двух недель и ежеминутно грызла ее изнутри.
Музыка (особенно в виде бренчания на акустической гитаре) ее не интересовала и даже еще больше угнетала. Тексты про вакцину-медицину не только казались ей примитивными – они вызывали дополнительные душевные страдания, заставляя вспоминать о благополучном прошлом, о родных и близких людях, с которыми уже никогда нельзя будет увидеться.
Алина собралась было развернуться, чтобы уйти, но тут ее взгляд упал на бренчащего и воющего про вакцину исполнителя, в котором она с удивлением узнала Ивана – единственного человека, которого она здесь, в Зоне, хотя бы знала. Их глаза встретились.
Девушке подумалось, что теперь хоть кому-нибудь она сможет рассказать о чувстве тревоги, о бессмысленности своей никчемной жизни, о беспросветном одиночестве и об аборте, который она сделала несколько лет назад. Она заставила себя скорчить улыбку – и пару раз улыбнулась чуть позже, чтобы Уд не подумал, что ей не нравится его бренчанье. Даже головой подергала в некоторых особо громких местах – хоть и чувствовала себя мухой, трепыхающейся в серой пыльной паутине.
Алина с трудом отыскала за кулисами гримерку, но Удаленкин был занят разговором с каким-то разгорячившемся мясистым существом.
"Он даже не посмотрел на меня, – вспоминала девушка, раскачиваясь на мосту. – Как будто я пустое место. Впрочем, почему как будто? Я и есть пустое место. Грязное, тупое пустое место. Мне незачем жить".
Она сильно качнулась в последний раз, зажмурилась… И была беспардонно вздернута за шиворот чьей-то крепкой рукой.
– Еще одна, – злобно проворчал Сэм, оттаскивая слабо упирающуюся блондинку от края мостовой обочины. – Да сколько ж вас… Надоело уже вас всех выдергивать, пропади вы пропадом…
– А и не выдергивайте, – прохрипела Алина. – Какое вам дело вообще? Отпустите. Пустите!