сбоку. Ухватила из большого костра длинную палку, прогоревшую копьем на одном конце, да миску глиняную, выроненную Малиной. Вряд ли охранники вдов и сирот со школы алхимиков позаботятся и обо мне. Ну, может, хоть немного продержусь с тем, чему научил Григорий?
Воислав и другой алхимик переглянулись, вперёд выступили.
– Отойди! – прошипел на меня брат Малины.
С воплями торжествующими разбойники бросились на вышедших вперёд.
Трупы Воислава и другого, ещё дрожащие, с руками обрубленными, переступили, да по спинам прошлись ногами, издеваясь, только восемь из грабителей. Остались только женщины обезображенные, среди которых было две девчонки да я. Нечислав замешкался…
От миски глиняной один уклонился.
Как оно из меня вылезло – не поняла. То ли «вихрь» со слов Григория, то ли иная какая-то заноза, громко звучащая. С разбитыми головами рухнули трое из напавших, ступивших было ко мне. Одному я раскалённым концом между ног всадила. Не хрен было уточнять, что он со мной собирался сделать!
Нечислав вперёд выступил, встал возле меня. На голову упавшему.
Он двоих уложил, я – одного. Потом меня рукоятью меча в живот пырнули. Да ногой наподдали. Рухнула. Обнаружила остриё меча у шеи, как потянулась, чтоб встать.
Несколько выпадов от мечника отбил Нечислав. От последнего, семнадцатого удара, не успел уклониться. Отшатнулся, рукою прикрыв пламенеющую розу на рубашке распоротой.
Ухмыляясь, меня с ног сбивший, провёл краем лезвия по вороту платья моего, надетого поверх, и безрукавки, грудь обнажая, царапая…
Вскрикнула, когда в лицо мне приземлился, в глаза мучной какой-то пыли насыпав, мелкий и пухлый мешочек. Потом Малина оборванный кулон метнула в телегу.
Синее пламя за миг окутало и мешки все, и лошадей, полыхнуло до крон деревьев, расползлось вокруг, по поляне, утопив меня… в ледяном, сердце сковывающем огне. Всё-всё в кошмарном льде утонуло!
Никто не знает, когда он переступит Грань, да отчего, да зачем, за что. Я, честно сказать, думала, что после ухода матери утоплюсь, не выдержав издёвок, или паду от очередной резни между чернореченцев или ворогов, ну, с голоду сдохну в голодный год. Но подыхать, когда весь мир вокруг, тело всё закованы в синий лёд, когда кромкой льда от неба перекрыло всё, да из хрупкой, уродливой, изломанной клетки-тюрьмы ледяной ни сдвинуться, ни продохнуть, ни вылезти… жуть!!!
Наверное, я поседела. Или ждала, что лёд синий и клетка его меня разъест, до костей. Поговаривали, что после экспериментов алхимиков кое-где находили опалённые и зеленеющие скелеты иль трупы. Но…
Спустя какой-то дикий, жуткий час или жестокий, кошмарный какой-то миг… лёд сполз, и я шарахнулась, на колени упав, освободившись из сползшей водой ледяной клетки.
Женщины, которые работали на алхимиков, стояли целые все, нетронутые. Стонал, зажимая зеленеющую кровь, Нечислав, согнувшись. Лошади, из телеги две, рванулись отсюда подальше, в разные стороны. Телега да мешки, оружие грабителей и погибших алхимиков истлели. От Воислава, безымянного того да от