по натуре или наловчился создавать такое впечатление.
Аарон Дейхес состоял в отдаленном родстве с первой женой Морриса Калишера, и в Нью-Йорке Моррис пытался помочь ему, хотел купить картины, но художник не желал принять от него ни гроша. Даже портрет Морриса писать не стал. Всякий раз, когда Моррис предлагал купить у него картину, Аарон Дейхес отвечал: «Да брось ты, она тебе не нужна».
Минна уговорила его написать ее портрет, но, когда он был закончен, Аарон Дейхес от денег отказался. Моррис Калишер все время корил его: «Ареле, ты совершенно не американец. Будь я дядей Сэмом, не допустил бы тебя в страну».
Аарон Дейхес вручил Минне цветы. Сегодня он надел старомодный черный европейский костюм, рубашку с жестким крахмальным воротничком, галстук и лакированные туфли. Всю жизнь он был вегетарианцем и никогда не пил спиртного. Когда-то давно имел жену, немку, но она с ним развелась, и с тех пор он, так сказать, жил монахом. Герц Минскер обычно говорил: «Вот таким мне всегда хотелось быть».
Поздоровавшись со всеми, поцеловав ручку дамам и отпустив несколько учтивых реплик, Аарон Дейхес сел и умолк. Смотрел в пространство перед собой со спокойствием человека, который исполнил свой долг и теперь может вернуться к размышлениям. Краем уха он слушал Альберта Круппа.
Немного погодя подъехала Ханна Сефард. Преподавательница древнееврейского, в разводе. Последними пришли Герц Минскер и Броня.
С появлением Брони мужчины, как всегда, оживились.
Зейнвел Амстердам хлопнул в ладоши и воскликнул:
– Смотрите, голливудская красавица!
Альберт Крупп прервал его спич. Вскочил с кресла, подошел к Броне, взял ее руку и громко поцеловал. Аарон Дейхес улыбнулся, демонстрируя редкие зубы. Тоже встал, шагнул к Броне, поцеловал ей руку и сказал:
– Прекрасна, как всегда.
Моррис Калишер на своих коротких ногах поспешил принести ей стул.
Женщины сидели, словно в унынии. Матильда Амстердам искоса смерила Броню критическим взглядом. Будто вопрошая: «Отчего эти идиоты так разволновались?»
Флора Крупп несколько раз оглядела Броню с головы до ног, затем пожала плечами. Ханна Сефард, преподавательница древнееврейского, улыбнулась полудружески, полусмущенно и покачала головой по поводу старой и вечно новой истины: мужчина куда больше восхищается хорошеньким женским личиком, чем са́мой прекрасной душой.
Минна еще в коридоре поздоровалась с Броней и расцеловалась. Теперь она одним глазом победоносно взглянула на мужчин, как бы говоря: «Посмотрите на большой приз, какой я вам принесла!» Другим глазом она подмигнула женщинам.
Броня целый день отработала на фабрике, но, вернувшись домой, прилегла минут на пятнадцать, выкупалась и оделась. Они опоздали на три четверти часа и пришли бы еще позже, если бы Герц Минскер не настоял взять такси.
Герц тоже принес цветы. После ланча он два часа вздремнул, потом сходил к цирюльнику постричь волосы и подровнять баки. Хоть он и уверял Минну,