где находилось тело князя Бориса.
Вскоре место погребения прославилось чудотворениями. И тогда мощи святых братьев Бориса и Глеба в мае того же года были извлечены по распоряжению Ярослава из земли и положены в специально устроенной часовне. И сейчас в Вышгороде строится пятиглавый Борисоглебский храм, который Ярослав нарёк семейным храмом Ярославичей – святилищем их братской любви и совместного служения родной земле.
Так что удача – особа капризная. Пока у князя твёрдая рука и безжалостное сердце, его все боятся и уважают, но стоит ему споткнуться, проявить слабость или проиграть, на нем ставят крест – и не церковный, а могильный.
Подобные мысли все чаще стали появляться у Ингигерды, и она не раз радовалась тому, что перед тем, как выйти замуж за Ярослава, потребовала от него отписать ей город Альдейгаборг с близлежащими землями, который был равен её приданому. Сейчас там правит ее родственник по материнской линии. Если что случится с Ярославом, ведь от смерти в бою никто не застрахован, она не окажется с детьми на улице, не признанная новым великим князем, а отправится в свою Ингерманландию. Драгоценностей и золота у нее достаточно, чтобы сыновей и дочерей удачно женить и выдать замуж.
Ингигерда привыкла управлять собой, и, может быть, поэтому ей так охотно подчинялись. И хотя в ее душе часто все бушевало, людям от нее передавалось ощущение уверенности, ибо видели в её глазах разум и покой, которых так недоставало в обыденной жизни.
За это её ценил и Ярослав, с каждым годом, прожитым вместе, проникаясь к ней полным доверием. Он прислушивался к её мнению и часто поступал так, как она советовала. За четырнадцать лет они с ним поистине сроднились. Супруг стал с ней более откровенным, поверял ей свои тайные мысли, зная, что она его поймет, не осудит и не предаст.
Ярослав так недавно ей и сказал: «Голубка моя сизокрылая, ближе тебя в этом мире человека для меня нет». И она восприняла его слова как должное, ибо чувствовала тоже самое и к нему.
Прошло то время, когда он ревновал её к Олафу, подозревая в измене. Даже пытался его убить, вызвав на поединок. Однако Олаф поступил разумно, сказав ему прямо в лицо: «Я принимаю твой вызов, великий князь Киевский, но не потому, что сплю с твоей женой, являясь твоим обидчиком и человеком, поправшим твою супружескую честь. А потому, что хочу защитить честное имя женщины, которую ты оклеветал в измене. Если бы она дала мне хоть малейший намек, что хочет быть моей, я бы ее уже давно увез от тебя, не унижая прелюбодеянием. А теперь подними свой меч и померься со мной силой. Бог справедлив и накажет виновного. Я отдаю себя в его суд, будучи уверенным в своей честности».
И Ярослав не поднял меч. Правда, он не нашел в себе силы извиниться перед ней за свои подозрения, но то, что он взял на воспитание Магнуса, сына Олафа, после смерти его отца, сказало ей о многом и значило больше, чем словесное извинение супруга.
Ингигерда признала,