в общем, Русанов быстро и успешно воплотил в жизнь. Стал шефом «цеховиков», их отцом родным и повелителем. Хотя не любил их тоже, жадных и готовых сожрать его при удобном случае. Очень не любил он подчинённых и потому был с ними суров как в армии старший сержант, командир роты, с рядовыми первогодками.
А на первый взгляд, на пятый да на десятый выглядел Алексей Иванович почти пришибленным дяденькой, тихим и покорным не престижной своей судьбе среднестатистического бухгалтера, которому закрыт путь к героизму и высокой чести. В сером своём пиджаке, при серой рубашке и черно-сером галстуке вызывал он у многих работниц фабрики материнскую или почти сестринскую жалость. Сострадание. Некоторые даже приносили иногда ему домашние пирожки с ливером или капустой, лимонад, и как больному – апельсины с рынка. Русанов краснел от злости, но женщины считали, что от стеснения, поскольку продукты брал осторожно и ел при них смиренно, заткнув за галстук широкий бухгалтерский нарукавник.
Жена Валентина утром к восьми бегала в универмаг отмечаться в очереди на цветной телевизор. «Накопила наконец». Так она сама объясняла соседям. Потому, что они всё равно бы потом интересовались – откуда роскошь. Она не работает. Он на смешной зарплате кукует.
– А ты какого чёрта дома торчишь, сучок ты трухлявый? – поинтересовалась супруга громко и свирепо. – Или уже дали тебе инвалидность? Башка-то у тебя тупая. Вон, недавно в город завезли немецкие люстры пятирожковые с плафонами из богемского стекла. Все нормальные мужики взяли, только твоя бестолковка не сработала. У, мухомор хренов! Я давно такую хотела.
– Так она же висит в доме загородном. Я успел. Выхватил одну, – Русанов подошел ближе к окну, чтобы выскочить, если подруга жизни метнёт сковороду или даже чашку эмалированную.
– А мне, падла, знать не положено? – орала жена, разбрызгивая слюни. – Как же! Ты один у нас первый сорт. Государство грабишь! Высшая каста! А мне даже про люстру не сказал, скотина!
– Так ты вчера там была, – Алексей открыл окно. – Лень было в пятой комнате шары к потолку поднять? Висит, сверкает твоя люстра богемским стеклом, дура тронутая!
В него уже летела не очень крупная, но чугунная сковородка, поэтому он перекатился через подоконник и свалился на травку.
– Как же теперь чемодан забрать? – прикидывал он, растирая задницу, принявшую на себя контакт с землёй. – Всё уложено в расчёте на три месяца путешествий. И пятьдесят тысяч в футляре от бритвы «Харьков».
Понимал Алексей Иванович, что майор Шура душу из него вынет. У него же фальшивка фотографическая на руках.
– А фотографы, мать их, меня, конечно, сдали. А если и нет – он всё равно из меня признание вынет. Не зря его волчиной зовут. Зверь, мля! Вот же повезло мне! И, главное, пугать его бесполезно. Не боится ничего и никого. Точно псих.