как минимум три недели домашнего ареста. Можешь представить, что они сделают с тобой. Возвращаться – не вариант. Прости.
– Зачем тогда ты это делаешь, если это принесет тебе столько неприятностей? – спросил он с удивлением.
Я вскинула руки вверх.
– Потому что в противном случае я ничего, кроме замка, в жизни не увижу! Буду сидеть безвылазно, заниматься рукоделием, музицировать и учиться вести светские беседы о политике и погоде и ждать, пока кто-нибудь на мне женится!
– Серьезно? – Он уставился на меня.
Я выдохнула, снова развернулась и, планируя изящно удалиться в ночь, врезалась лбом в дерево. Ой. Кингсли позади фыркнул. Он реально смеялся надо мной, но, когда я оглянулась со свирепым прищуром, он принял невинный вид.
– Я не могу оставить тебя одну. Это неправильно, – сказал он твердо. Тихо.
Его голос проник в мои уши и растекся по телу, как сладкая карамель. И вот снова они: вверх по спине побежали мурашки.
– Мне не нужна нянька.
– А мне неприятности с принцессой. Но есть что есть. И я пойду с тобой на эту вечеринку.
– Сам себя приглашаешь, Кингсли? Разве ты не собирался обратно в Нью-Йорк?
– Могу улететь и завтра, – просто сказал он, догоняя меня.
Он держался на достаточном расстоянии, чтобы не касаться меня, но в свете фонарика от моего телефона я видела его резко очерченный профиль. Полные губы, резкий подъем скул и черные, собранные в узел волосы. Интересно, на ощупь они такие же шелковистые, какими кажутся на вид?
– Может, вернемся? – спросил он, и в этот момент я поймала себя на том, что пялюсь на него как заколдованная.
Я поскорее отвернулась и зашагала прочь, нырнула под ветку и услышала вдалеке журчание ручья. Кингсли последовал за мной, бесшумно, как тень, хотя в лесу он явно чувствовал себя не в своей тарелке. То и дело поднимал голову, прислушиваясь к неизвестным звукам. Плечи его были напряжены, словно он ожидал, что из кустов в любой момент может выскочить медведь и напасть на нас.
– Говоришь, ты из Нью-Йорка? – сама не ожидая от себя, спросила я; мой голос эхом разнесся по лесу.
– Я из Манхэттена, – ответил он.
Я ждала продолжения, но его не последовало.
– А как ты попал из Манхэттена в Новую Шотландию? – допытывалась я.
Мы огибали густо поросшую мхом скалу, напоминающую спящего тролля.
– На самолете, – любезно пояснил он.
– Ирония – это низшее проявление остроумия, – съязвила я, и Кингсли весело хмыкнул.
– С моим ростом хоть что-то же я должен делать низко.
Я уставилась на него.
– Ты серьезно?
– А что такого?
Его глаза весело сверкнули. Золото в них было теплым и мягким, как и его губы. По крайней мере, так мне казалось, что они у него теплые и мягкие. Так они выглядели. Я открыла рот, но поняла, что забыла, о чем мы говорили, и решила сменить тему.
– Как ты попал во дворец? – спросила я, и искорка в его взгляде погасла.
– Там работает мой отец. Я должен был… Мне