Да, так бороться с раздражением было легче. Она вздохнула и сквозь ресницы посмотрела на закрывшего глаза старшего. Сосредоточенное лицо его было сухо, будто осенний лист. Значит, старший тоже умел погружаться в себя. А она уж было подумала, что бездушнее человека сложно сыскать.
Старший выглядел вполне спокойным и уверенным. Лисе не хотелось думать, но похоже, вывод напрашивался сам собой. Он пришел не один. И основания для уверенности у него были. А вот у нее они полностью отсутствовали. Нужно было предупредить Эша, ребят. Лиса взглянула на Нельга. Рамелец не смотрел на нее, неотрывно следуя взглядом за шаманом. Как же, боится пропустить что-нибудь интересное. Что же потом напишет в своих сказках севера? Вот ведь, навязался на голову, сказочник. А толку – чуть.
– Нельг, – шепотом позвала она рамельца.
Но вместе с ним на Лису посмотрел и старик. Точнее, посмотрел его странный головной убор, полностью закрывающий глаза шамана. А тот все продолжал гнусаво, со скрипом петь свою странную песню. И все-таки она вполне ощутила этот взгляд. Пришлось смириться с тем, что до конца обряда подать какой-либо знак Эшу, она не сможет и покачать головой на молчаливый вопрос рамельца.
Обтянутая кожей колотушка ударила по расписанному волчьими клыкастыми мордами бубну. Лиса вздрогнула. Словно недовольство шамана высказывала его колотушка. Довольно громко. Удар, другой. И вдруг все смолкло. Замолчал и шаман. Ровно на секунду. Но в эту секунду девушке показалось, что она оглохла. Даже противный свист заскрежетал в ушах.
Потому, когда колотушка вновь пришла в движение, на этот раз мерно стуча в одном ритме, Лиса закрыла глаза от облегчения.
Там-там-там. Там-там-там. Звук бубна проливался бальзамом, залечивая растревоженную боль. Да, этот звук ей нравился. Он ударял в самую душу, напоминая барабаны орчанок. Там-там-там, там-там-там. Как тогда, во время обряда в пустыне. Звон шаманских побрякушек слился со стуком колотушки, отгоняя нежеланные мысли. Вот уже и песня старика не звучала так ужасно, будто дополняя музыку. «Охой, –пел старик. – Охооой». Кого он звал? Говорили, что шаманы разговаривают не только со Светлой. С мертвыми душами тоже. И кто знает, может с Темными Богами? Тогда уже точно ничто не поможет. Но бубен ритмично ухал, да и бубенчики звенели уж больно весело, нет, эта песня не для Темных. Она для нее. Там-там-там. Там-там-там…Да и песню, мнится, пел уже не старик, а кто-то, кого она слышала прежде. Знакомый голос, но она, погружённая в мотив, не могла вспомнить, кому он принадлежал. И шепот, далекий шепот слышался сквозь неразличимые слова песни. «Исса….исса…ассниссссь…лышиииишь…няааа…ышииишииишь…енняяяааа». Шепот был странным, будто эхо в Южных горах. Она попыталась разгадать, что ей говорят. Но в ушах по-прежнему было лишь: «ышшиииишь…исссаааа». И вдруг шепот стал грубее, медленнее, а голос, шептавший слова – ниже. «шу…анкакушууу…сениии… анкакушууум… аладжаааам».
Резкий удар колотушки выдернул ее из сна, успевшего стать кошмаром. Лиса открыла глаза и увидела кожаную бахрому прямо перед собой. Шаман наклонился