недовольство Устыыра. Призыв в Ооют какого-то музыканта словно бы намекал на бесполезность и некомпетентность шаманов. Все их умения и знания ставились под вопрос – и кем?! Не каким-то другим вражеским шаманом, не колдуном, не знахарем каким-нибудь, а, простите падишахи, музыкантом! Почему бы сразу не позвать куртизанок?! Сардан ощущал исходящее от Устыыра неприятие, и это отвлекало и удручало. А кто, собственно, такой этот Устыыр? Что он за человек? Лицо его, морщинистое, с темноватыми, как для ооюта, глазами, казалось не способно было на эмоции. Каков он – вспыльчивый, желчный, или, наоборот, спокойный, улыбчивый, веселый? Ничего этого нельзя было понять ни по выражению его лица, ни по его взгляду.
Устыыр задал старейшине несколько вопросов, и тот принялся сбивчиво и путано что-то рассказывать, толпа вокруг перебивала, вспыхнули споры. Сардан почувствовал себя лишним. Вокруг него жужжали мошки, а он искал взглядом Ашаяти. Девушка отошла от колодца, аккуратно отпихнула ногой развыступавшуюся птицу – то ли курицу, то ли утку, – перепрыгнула лужу и, чтобы не упасть, ухватилась за хилый заборчик. Ашаяти удержалась, вошла во двор, осмотрелась, заглянула в корзину у входа, перевернула несколько дров, посмотрела в стоявший у дверей чан с водой, совсем как сборщик налогов. После этого отодвинула обитую шкурами дверь, полог за ней и, широким шагом перескочив высокий порог, ввалилась в дом. И чуть не растянулась по полу – комната оказалась немного ниже уровня земли. Ашаяти заскакала на одной ноге и вцепилась в толстую матицу. Традиционные ооютские дома были невысокими (за исключением разве что пристроек для скота, похожих на пирамиды), но длинными, состояли из множества змейкой сцепленных комнат для нескольких семей – вместо того, чтобы строить каждому отдельное жилище со своим двором, местные просто пристраивали новые комнаты к уже имеющимся, и такая бесконечная постройка тянулась волнами и зигзагами через всё поселение. Отсюда, не выходя на улицу, можно было пройти в сени, в сараи, туалеты и в скотские покои, хотоны, от которых разило по всему огромному дому, потому что животные не привыкли пользоваться выгребными ямами, и даже регулярная очистка помещения не выветривала ядовитых миазмов. Воняло здесь вообще зверски и беспрерывно. Ашаяти не сразу поняла, откуда исходит запах – потому что шел он отовсюду. Крыша и пол дома покрыты были навозом с глиной. Ашаяти остановилась у порога, выпучила глаза и попыталась собраться с мыслями, которые выдуло напрочь отравляющее зловоние. Она понимала, что нищие деревенские лачуги ее родины источают ничуть не лучшие ароматы, но идиллические картины детства, которое рисовало ей воображение, уверяли, что уж в ее-то деревне всё было иначе, стены завешаны были цветами и пахло ландышами. Впрочем, Ашаяти почти не помнила своего детства, поэтому представляла себе мир, которым он должен был бы быть, но которым он никогда не был.
Она вошла наконец в дом, по-хозяйски прошествовала мимо сидевших у стены стариков, посмотрела в печь, потыкала внутри какой-то странной кочергой, приподняла крышку горшка на огне, поморщилась от варева и пошла в соседнюю комнату. Здесь на