отрешение от должности должно было послужить для всех наглядным примером, поэтому в качестве дисциплинарного наказания Сенат подверг П. П. Пущина «распубликованию» (или «опубликованию»). «Опубликование» являлось широко распространенной для того времени правовой практикой. Гласными методами борьбы с административными нарушениями верховная власть стремилась демонстрировать провинциальной бюрократии образцы правовой культуры, делала прецеденты указного законодательства доступными всей просвещенной России. По мнению законодателя, распространение сенатских и именных указов среди имущего населения посредством губернских типографий превентивно должно было предупреждать должностные преступления. Поэтому «казанский инцидент», став причиной издания указа, запрещавшего под страхом кары употребление полицией «при дознании и следствии какие бы то ни было истязания», «допросы с пристрастием», стал известен по всем губерниям.
Кроме первых лиц, наказание понесли все причастные к этому делу. Пристав Столбовский был лишен чинов, подвергнут церковному покаянию и заключен в монастырь на один год с повелением «впредь его на службу не принимать». Непосредственные исполнители пыток – вахмистр Алексей Щербаков, унтер-офицер Павел Иванов, рядовые драгуны Василий Качковский, Николай Симонов, Митяй Дубасов, Иван Павлов и Иван Петров – были лишены чинов и через наказание шпицрутенами «удалены в дальние сибир ские батальоны»[198]. Служащие городского магистрата, виновные в вынесении смертного приговора, были наказаны заключением на один год под арест и «не выбором впредь ни на какие должности». Чиновники уголовной палаты наказывались «исключением из службы с отнятием на один год одного чина» по Табели о рангах и «не определением впредь никуда». Эти сведения содержались в рапорте следующего гражданского губернатора А. А. Аплечеева от 18 февраля 1802 г.[199] В том же рапорте упоминалось имя секретаря городского магистрата Саввы Андреевича Москотильникова. Губернатор резонно полагал, что, в соответствии с занимаемой им должностью на момент случившегося инцидента, тот, как и все причастные в городском магистрате, должен понести ответственность, однако совершенно неожиданно Москотильников получил повышение по должности.
Ответ на это, казалось бы, «недоразумение» был обнаружен все в том же сенатском деле. В одном из донесений барона Альбедиля имелась личная просьба: «Всеавгустейший монарх! Я осмеливаюсь при заключении сего засвидетельствовать пред Вашим императорским величеством, сколь немало способствовал мне возвратившийся нарочно в Казань подпоручик Унгебаур и сколь доволен оказанным в сем случае ревностью, скромностию городового секретаря Москотильникова, которого я… при рассмотрении производства по предлежащих надобности и употребить был должен»[200]. Находясь в Москве по случаю коронации Александра I, барон отправил 1 октября