стекала чужая мерзкая вонючая гадость, себя, не единственного, но одного из, по меньшей мере, двоих.
Я услышал что-то, связанное с персонажем из ее прошлой жизни, что он неожиданно появился, что, когда он рядом, она ничего не может с собой поделать, что они иногда встречаются, ужинают, иногда ездят к нему и все такое. Я услышал, что в его присутствии она не властна над собой и полностью ему подчиняется, предполагая, что здесь, не иначе, имеет место колдовство. Я слушал всю эту чушь собачью, обескураженный таким неожиданным и отвратительным для себя открытием и одновременно наполняющийся яростью.
Через несколько минут, уже не сдерживая себя, задыхаясь от злости, отвращения и похоти, которые смешались в одно общее безумие, я встал, сделал два шага к ней, сидевшей на краю кровати, так что ее лицо оказалось как раз на подходящем уровне, крепко взял ее голову и засунул в ее рот полностью, до конца. Едва сдерживая рвотные позывы и несмотря на текущие из глаз слезы, оставляющие на лице черные потеки туши, она не смела сопротивляться. Преодолевая на двух третях пути какое-то препятствие, которое для нее оказывалось почти невыносимым, потому что вызывало приступы нестерпимой тошноты, он проскальзывал дальше, так что развратным губам не приходилось ничего больше ждать: дальше ничего не было. Казалось, я хотел ей в полной мере передать ощущение собственного омерзения от того, что сейчас узнал, то чувство отвращения, которое пронизывало весь мой организм. Несколько последних жестких движений – и я ушел, оставив ее сидеть на краю кровати с полуоткрытым ртом, обильными потеками на подбородке и груди, распухшими от слез глазами, от которых вниз стекали черные струйки туши.
Глава 14
Дальше, как и следует ожидать в подобных случаях, начались попытки примирения, каких-то идиотских объяснений, причина которых крылась скорее не в действительном осознании собственного ужасного поведения, но скорее в нежелании отказываться от привычки и ущемлять свой эгоизм, разросшийся до невероятных размеров на деле и так тщательно маскируемый на словах.
Сейчас, спустя достаточно продолжительное время, говорить об этом мне относительно просто, но другое дело – тогда. Тогда я, кажется, начал сходить с ума, и эта тенденция усиливалась отсутствием всякой возможности с кем-либо поговорить, спросить совета или, по крайней мере, просто рассказать о произошедшем. Говорить с моей блудливой мамашей было бессмысленно, потому что, во-первых, она бы все равно не поняла, а во-вторых, она ко мне проявляла настолько мало интереса, что, кажется, едва бы смогла дослушать мой рассказ, пусть и очень краткий, до конца. Факт того, что понять меня для нее было бы делом невозможным, сейчас я осознал со всей очевидностью, как и понял причины поведения моего папы до самого его финала. Мне вдруг стало нестерпимо жалко его, потому что неожиданно я понял и, мало того, прочувствовал на себе, что такое означает любить женщину