до моего совета?.. – Нексин на минуту замолчал, переводя взгляд с Резника на мастера. – Вот вам что скажу: когда у одного философа спросили: «Что на свете легче всего?» Он ответил: «Советовать другим…»[3] Вот и я советую: решайте случай как нужно!.. Кстати, что теперь с лесорубом?..
– Он дома… – сказал мастер Варкентин.
– Думаю, что отойдет, – добавил Резник. – Я с ним сам поговорю, дадим возможность отлежаться дома недельку, а понадобится – дадим больше и закроем табель выходов на работу еще на неделю…
– Нехорошее слово вы, Леонид Семенович, употребили, не к месту, – сказал Нексин, словно и не слышал главного, сказанного Резником, предложившего скрыть травму. – Слово «отойдет» очень плохое в нашем случае, и как только вас угораздило вспомнить такое слово? Я, конечно, не суеверен, но не нужно было его употреблять, сказали бы «выздоровеет» или «поправится», а то «отойдет», словно собрался в иной мир… Пусть парень живет в этом мире… Рано ему еще «отходить»… Варкентин, а как вообще могло такое случиться?
– Он сам виноват. Работал без каски, в одном подшлемнике… Всегда им, видишь ли, спецодежда неудобная. Одел бы каску, таких последствий не было.
– На это обстоятельство, когда будете беседовать с Кишкелсом, сделайте сильный акцент, чтобы у него самого появилось чувство вины в случившемся, – сказал Нексин, – потом подумал и добавил: – Все же он пострадал, выплатите ему что-нибудь дополнительно… Премию… Он будет думать, что вы о нем заботитесь, невзирая даже на то, что сам и виноват…
Так начался третий рабочий день Нексина в конторе лесхоза. Он понимал, что придется ему сюда ходить точно так же и завтра, и послезавтра, иногда куда-то выезжать, бывать на производстве, – это обычная работа и серые будни. Он не знал, как долго может продлиться такая рутина, нормальная для простого человека, но не для него, незаурядного, живущего не для того, чтобы прозябать в этой глуши. И он снова задумывался о том, как найти себя в новой должности, как выделиться и заявить о себе. Для него это было похоже на навязчивую идею, как ожидание славы артистами и политиками. Нексину уже давно – с тех пор, как ликвидировали обком партии, – не хватало, как воздуха, ощущения собственной значимости и публичной похвалы. К тому же ему было важно, чтобы и Елена Аркадьевна – самый близкий ему человек, – думала о нем как о человеке необычном, не таком, как все.
И как только Резник и Варкентин вышли из кабинета, Нексин сразу же присел к столу и стал обдумывать и набрасывать на листе бумаги сюжет предстоящей съемки для телевидения. Как нельзя кстати представилась теперь для него удачная возможность рассказать о себе, показать себя. Он даже не сомневался, что все получится, но по-прежнему оставалась загадка: каким образом вдруг на телевидении решили снимать именно лесхоз в Залесье?
После полудня снова позвонила корреспондент. Когда она назвала себя Нексин ее сразу узнал по голосу и вспомнил, что встречался с нею, и не раз, когда для программы «Новости»