поколения, Рубина лет на пять меня моложе, но и она, и ее герои жили в той же стране, в то же время, при тех же нравах и законах. Я какое-то время работала в разных школах, не было в классных журналах записей о национальностях учеников. Были в школах драки? – Как всегда, во все времена в подростковой среде, но били и гоняли за то, что "хлызда", "ябеда", "подхалим", "предатель"… Список обычных прегрешений, по которым и происходили драки, вспомните фильм "Чучело"! Могли и затравить всем коллективом за то, что "предательница", объявить бойкот, но потом прийти в чувство и проникнуться симпатией к девочке....
Но я сейчас не о фильме, я о романе Рубиной, о непозволительном передергивании фактов даже в художественном произведении. Особенно, когда они задают тон всему повествованию.
В девяностые годы сама писательница эмигрировала в Израиль, должно быть ее впечатления от той богатой на переживания поры легли в основу и терзаний врача Гуревича. Он в те же годы по настоянию его жены Кати (русской и горячо любимой женщины, так в романе) уезжает из СССР, спасаясь …от волны грядущих погромов! И опять я должна категорически воскликнуть: не было никаких еврейских погромов!
Мне вспоминается в связи с обстановкой лихих девяностых то, что вспомнит любой мой современник: были бандитские разборки, были невероятного размаха мошенничества, были самоубийства людей, потерявших почву под ногами, были, наконец, национальные конфликты в республиках, где народ голосовал за сохранение СССР, а элиты хотели царствовать.
Если уж на то пошло, я вспоминаю прямо противоположное, как во время дефолта, банки подсуетились и объявили невозможность возвращать вклады гражданам. Гусинский, Смоленский, Ходорковский, Фридман отдавали только половину, даже будучи не задетыми тем дефолтом! И в самый разгар финансовых катаклизмов на праздник Ханука в Москве по Тверской торжественным маршем прошествовали белые мерседесы с канделябрами-семисвечниками на крышах. Мне позвонил взволнованный коллега, соплеменник банкиров, и кричал в трубку: "Что же они творят, ведь такое могут спровоцировать!" А я ему устало возразила: "Успокойся, столько у людей забот по выживанию, что уже ни на какие провокации они не откликнутся".
Не было никаких погромов. Но, видимо, как-то надо было оправдать волну эмиграции из страны, на которую обрушились разом неисчислимые бедствия. И в романе эта волна обозначена с поразительной достоверностью. Земля обетованная встретила беглецов испытаниями, которых они никак не ждали. Погоня за куском хлеба насущного, крыши над головой, работы растянулась на долгие годы, они хлебнули всего сполна. Сама Рубина, кстати, рассказывает в интервью, что и она со своей семьей крутилась, как могла, пришлось и домработницей пробавляться, и в мелких газетенках редактировать.
Заметим, что писательница наша никакого ущерба в своем становлении в СССР из-за своей национальности не испытывала, впервые опубликовалась в журнале "Юность" еще девятиклассницей (вовсе ни разу не битой в школе за то, что она еврейка). Она