Способность вообразить, нарисовать самой себе картинку и ею же насладиться. Есть еще и другое. Да, собственно, все то же, накатывающее на меня временами, состояние неприсутствия в данной временной и координационной точке, вернее, возможное присутствие одновременно во всех координационных точках времени и пространства… Во мне рождается безумная легкость душевного осязания всего мира, самых дальних его закоулков, я словно прощупываю огромные пространства немыслимо чувствительными рецепторами души… И опускаю поводья, как бы засыпаю – позволяю обстоятельству перейти на шаг и самому отыскивать нужную тропинку в этом вселенском океане неисчислимых миров и неисчислимых возможностей…"
Это, как я понимаю, писательское кредо Дины Рубиной.
Разумеется, читать ее очень интересно, но почему я считаю, что надо и перечитывать, чтобы при сотворении писательницей художественного мифа не заблудиться в реалиях? В романе о приключениях в Ташкенте этого мифотворчества еще больше, нежели в романе про врача Гуревича. По всему повествованию как-то ненароком отпускаются замечания про ненавистное государство, из которого бежать – всегда пора, чем скорее, тем лучше, про которое узбек невзначай бросит, что лучше бы англичане сюда пришли, чем эти. Про школу, опять же вскользь, самое пренебрежительное и уничижительное, про…
Да про всё, что характеризует ту самую страну, в которой происходит действие.
Но при этом, что бесконечно поражает, люди, которые Веру окружают, особенно в пору ее становления, как творческой личности, необыкновенно образованы, с тонким интеллектом, и вполне себе сумевшие самореализоваться.
Бомж-алкаш, которого Верка в отсутствие матери по ее бандитским делам, приводит в дом, оказывается эрудитом, психологом, нежнейшей души человеком. Это он, Михаил Лифщиц, станет мужем Кати и отчимом Веры, это его Катя, когда ей потребуется отсидка по своему промыслу, пырнет несколько раз ножом. Он недолго после такого нападения протянет, но успеет дать падчерице и уроки английского, и поведения, и политологии…
А еще будет математик-программист Леонид Волошин, элегантно одетый, спасительно вездесущий и безумно талантливый, мужчина, о котором только может мечтать женщина. А еще художник Стасик, первый любовник Веры, поставивший ей руку и подготовивший к поступлению в художественное училище…
Их очень много, они все так бесподобно хороши, что представители властей проскальзывают среди них бледными тенями: какой-то гэбешник, которого Вера приложила трехэтажной бранью из арсенала матери, и он больше близко не появлялся, какая-то тетка из роно, которая тоже быстро испарилась и не мешала Вере царить в сказочной мастерской дома культуры где уже она преподавала детям.
Автору романа не приходит в голову простая мысль: откуда все это духовное богатство, эрудиция, образование у невыездных граждан, сложившихся, как продукт в этом замкнутом пространстве? Эти мастерские, выставки, на которых Щеглову с ее оригинальным стилем выставляют