протянул мальчишка, ничуть, впрочем, не испугавшись. – А ты не лайся, а то я своих кликну – и тебе не поздоровится. Мы тут ляхов не любим, у нас тут свои порядки, русские…
– Что ты сказал, змеёныш?! – процедил Габриэль, шагая вперёд, вот-вот – и метнётся кулак, сомнёт мальчишку, собьёт с ног. Тот уже приготовился свистнуть, и понятно было, что по свистку прибежит человек десять. Тогда и впрямь несдобровать. Но Кароляк отступать не собирался – ещё чего не хватало, чтобы шляхтич отступал перед хлопом.
Но в этот миг вмешался Невзорович, который всё это время пристально разглядывал встречного.
– Погодите-ка, пан Кароляк… – придержал он за рукав нового знакомца. – Эй ты… как там тебя… Лёшка?!
«Малышка». Тот самый.
«Малышка», видимо, тоже узнал Глеба, остановился, разжимая кулаки, но по-прежнему настороженно косясь на Кароляка.
– А, и ты здесь, литвин… – процедил он, облизнул губы и покосился назад, на гудящую невдалеке толпу, и Глеб вдруг понял, что никаких «наших» с ним здесь нет, а «малышка», скорее всего, тут на свой страх и риск пробавляется.
– Ты чего это на людей бросаешься? – спросил он насмешливо. – Приятеля вот моего чуть с ног не сбил. Удираешь, что ли от кого?
– Да нет, чего удирать-то, – мальчишка независимо повёл плечом, переступил с ноги на ногу разбитыми опорками, покосился на Кароляка, который смотрел куда-то в сторону. – Сейчас везде промышлять можно, Святки же. А у приятеля вашего… твоего… прощения прошу.
И правда, у схизматиков же Святки, – вспомнил Глеб. – Вчера рождество было. Где-то в груди чуть потеплело – вспомнились родные Невзоры, да и Волколата Довмонтова – там православные крестьяне тоже праздновали церковные праздники почти на две недели позже, чем господа, католики и униаты.
– Ну раз такое дело, ради праздника, я думаю, мой приятель тебя простит, – он тоже покосился на Кароляка, и тот, подумав, нехотя кивнул. – Хоть и не наш это праздник, а всё равно – святой день.
«Малышка» несколько мгновений ещё постоял, потом всё так же независимо шмыгнул носом, поправил капелюх и нырнул в толпу, загребая на ходу рыхлый снег опорками.
– Что-то ты какой-то слишком вежливый, пан Глеб, – процедил Кароляк, неприязненно глядя ему вслед. – С москевскими хлопами дружбу водишь, фамильярничаешь…
Они перешли на «ты» вскоре после отъезда Мицкевича, когда выпили на брудершафт в трактире на Мойке. Горячее вино шумело в голове, и Невзорович уже представлял, как он будет красться в корпус, опасаясь, как бы не попасться на глаза дежурному офицеру, пусть даже и не Овсову, а Деливрону. Впрочем, на сыром и холодном воздухе городских улиц лёгкий хмель быстро выветривался.
– Да, так вышло, что знакомство свели, – бросил Невзорович как ни о чём не значащем, не принимая вызывающего тона. Он тоже смотрел вслед «малышке», словно хотел что-то о нём понять, потом повернулся к Кароляку. – Прошу меня простить, пан Габриэль, но мне сейчас надо спешить… надеюсь, что мы с вами ещё увидимся.
– Обязательно увидимся, пан Глеб, – подтвердил тот,