про дочку, про подушку.
– Аночка…
– Простите, Вадим Тихоныч, ей-богу, простите. Ужасно спешу.
– Аночка, дочка письмо написала! Скоро приедет. Увидишь…
– Простите.
Мимо них прошел странный человек, он жил где-то выше и всегда ходил по лестнице, будто в доме не было лифта. Ана прозвала его Буддистом, хотя наверное не знала, буддист ли он, мусульманин или просто человек, держащий четки напоказ. Передвигался он всегда так, будто плыл, а не шел – пластика тренированного тела, наверное. С беззаботно-светлым лицом, без тени привычных человеческих эмоций – озабоченности, раздражения, радости. Редкие волосы коротко острижены, глаза, хоть и поставлены не слишком широко, но так открыты, что создавали иллюзию неправдоподобной ширины, как у морского волка. Не злого, не доброго. А четки блестели в руках, пальцами сплетенных на солнечном сплетении. Черные, очень длинные, наверное, в сто бусин, свернутые в два кольца. Одежда обычная, никакого шафранного покрывала на плечах, просто спортивный стиль. Нет, не просто, не совсем простой – не дешевый, не рыночный.
Буддист чуть наклонил голову, здороваясь с Аной и Пенсионером. Они наклонили головы в ответ и глазами проводили его по ступенькам вниз.
– Аночка, я тебе вот что скажу! Сумасшедший он, – пенсионер оживился и забрызгал Ану слюной.
– Почему вы так?
– Я тут с ним поздоровался нормально, здравствуйте. А он только головой своей наклонил ко мне. Ни здрасьте, ни досвиданья.
– Ну и что? Что ж его, в сумасшедший дом за это? Он же плохого ничего не делает.
– А кто его знает, чего делает? Ходит целыми днями, когда работать надо. Чечен. С бусами. А знаешь, он себе руки ломает, когда никто не видит.
– Как так? – Ана опешила. И сразу вспомнила, что времени еще пять минут назад было в обрез. – Ой, давайте вечером, сейчас ей-богу спешу. Очень!
Пенсионер пожевал губами, не хотел отпускать, но Ана быстро проскользнула в лифт и нажала на первую кнопку.
Вчера они снова встречались с Музыкантом. В том же кафе. И пили кофе. Он – черный, она – со сливками. Много чашек.
Он принес цветы, пять чудных чуть зеленых роз. Лимбо. Необычных. Господи, они волшебно пахнут, Ана только посмотрела на цветы, сразу вспомнила запах. Она все думала, рассказывать про сон или нет? Но разговор пошел так, что рассказывать не пришлось. Музыкант сам говорил, легко было слушать.
О чем? Обо всем. Болтали, как дети. Ужасно легко. Ана сама усаживала Музыканта на его конька и расспрашивала про гитару. Узнала много нового. Во-первых, на гитаре играют ногтями. До восемнадцатого века играли просто пальцами, а потом победили те, кто отрастил ногти на правой руке. Левши – на левой. А пластинкой – как ее, черт, медиатором – на классической гитаре не играют, только в роке, джазе, кантри. И вообще, гитара это первый по количеству тембров инструмент. И оттого такой сложный. Тренькать на аккордах – очень просто, а играть – намного сложнее, чем, допустим, на фоне́.
Но