Могила не состоялся, зато жрецы разглядели в нём талант мясника и нашли ему, в прямом смысле слова, тёплое местечко. В его рабочем помещении всегда было сухо и жарко, видимо, средневековая вентиляция не справлялась с жаром от пламени факелов, и сейчас помимо подкатившей тошноты к горлу от лицезрения развороченной человеческой плоти, под рубахой кольчуги я почувствовал струйку пота, пробежавшую по спине прямо в ложбинку между булок.
– Кто это? – спросил я, пытаясь выглядеть невозмутимо.
Но, видимо, актёр из меня получился никудышный, и на мою кислую рожу Могила с пренебрежительной ухмылкой поинтересовался: – А ты не знаешь?
Вместо ответа я зыркнул на него взглядом, в котором чётко читалось, что не стоит в мою сторону помёт метать – можно без башки остаться, и для этого даже не пришлось притворяться.
Могила понял мой посыл, но всё с той же ухмылочкой пояснил: – Это папаша той Призывающей, которую ты отправил на божий суд к богу Орику. Когда инквизиторы погрузили тебя на телегу и отвлеклись, то он… – лысой башкой Могила махнул в сторону болтающегося тела, – …пользуясь моментом, попытался тебе глотку перерезать и отправить следом за любимой дочуркой, но Змей успел в последний момент. Твои люди притащили его с собой, а верховный жрец распорядился узнать – если ли у него другие дети, чтобы исключить ещё одного нефилима, а потом отдать тебе этот кусок мяса.
– Зачем? – не понял.
Могила посмотрел на меня, как на идиота, и до меня дошло, что это был жест начальства, означающий привилегию собственноручно оборвать жизнь своего обидчика.
– Ни хрена себе сказочка! – очень тихо прошептал я и, зная, что если сейчас потрачу хоть секунду на взвешивание чаш весов для принятия решения, то уже не смогу сделать то, чего от меня ждут.
Вытащив меч, я подошёл к висящему телу, толкнул его ногой и воткнул лезвие в грудь. Мужик открыл глаза и задёргался в предсмертном хрипе. Выдернув меч, я развернулся и в три шага преодолел расстояние до двери.
– Ураган, – окликнул меня лысый любитель расчленёнки, – Говорят, что ты целованный богиней милосердия, а по мне – так она тебе на голову могильной земельки посыпала. Ты мне не нравишься!
Не очень поняв намёка, я обернулся и, зыркнув на этого шизика многообещающим взглядом, молча сам себе дал слово, что при первой же возможности очень больно его зарежу. Я желал смерти Могилы не потому, что этот псих живых людей кромсал на куски, а потому, что он, не оставив мне выбора, вынудил замарать руки в крови невиновного человека, которого трудно осудить за желание поквитаться с убийцей дочери. Конечно, к этому были ещё причастны Торит и жрец, которого даже бывший хозяин тела ни разу в глаза не видел, но именно к этому моральному уроду – Могиле с довольной рожей, как у клопа, насосавшегося крови, у меня была личная неприязнь.
– Ну как? – спросил меня Змей, видимо, ожидая дружеских похлопываний по плечу и благодарности за возможность отправить кого-то в вечность, но одного моего