принимал очень неприятный оборот.
– Творчеством своим?
Отцовские глаза посмеивались. Морщинистые губы растянулись в ухмылке. Артем решил промолчать, чтобы не продолжать разговор, но, кажется, его отцу этого было мало, отец еще не закончил свою язвительную речь.
– Творчество. Творчество! Что за ерунда. Надо было еще в самом детстве вбить тебе в голову, что все это бред сивой кобылы… Творчество! Ты же знаешь, что все эти так называемые талантливые люди всегда умирают в нищете и одиночестве? Они же не могут без одиночества. Отталкивают всех, кто смеет к ним приблизиться. Родные разбегаются. А откуда еще брать поддержку? Правильно, что я не позволил тебе тогда связаться с этим безбожником. Как его? – Артем смолчал – вопрос отца риторический. – Да разве вспомнишь сейчас. Знаю только, что помер он, оставив миллионные долги. И зачем, тогда, скажи, все это нужно? Зачем, тогда, нужен этот талант, если все так заканчивается? Наш талант – талант журналиста, редактора, вот настоящий талант!
– Красиво складывать словечки, да чтобы ФСБ маски-шоу не устроило, – сказал Артем. – Грамотно подлизать кому нужно, хвалебную статейку написать… Да уж. Большой талант нужен. Тут не поспоришь.
– Не увиливай, – морщинистое лицо отца приобрело грозное выражение; он встал, прошелся по кабинету.
Отец становится старым, подумал Артем, становится щуплым, хриплым… Иногда кажется, что кожа настолько истончилась, что просвечивает. Тонкий пергамент.
Но отец все еще силен. Невероятно силен.
А как долог был его путь!
Всю жизнь он шел к этому успеху. И теперь достиг его.
Что ж.
Наверное, он прав.
Он достиг всего возможного для себя. Построил, наконец, собственную империю стеклянных слов.
Что у него сейчас в мыслях, интересно? Наверное, что-то обо мне: «как я могу ему передать свою блестящую империю? что будет, когда я уйду? сможет ли он продолжить мое дело?» – отец задумчиво покачал головой в звенящем молчании.
– Мне не нравится, как ты стал работать, – Артем очнулся от отцовского голоса, который вдруг показался ему слишком трескучим.
– Ну а что ты прикажешь мне делать? Ты же и сам понимаешь, что… Ты тут играешься с сотрудниками, статьями, депутатами, рекламодателями. Тебе интересно. А мне что остается? Работа с текстами…
– Но тебе же это нравится.
– Нравилось. В этом вся и проблема. Нравилось. Нравилось. Когда-то. Но не сегодня. И не вчера. И не позавчера. И не на прошлой неделе. И не в прошлом месяце. И я тебе об этом постоянно говорю. Ты соглашаешься, говоришь, что нужно найти мне новое направление. Но время идет, и ничего не меняется. Я работаю. Понимаешь, я не против работать, я как можно более трудолюбиво отношусь к своим обязанностям… Но я выгорел. Я выгорел, и я уже не чувствую себя человеком… Я устал. Я не могу. Я каждый день правлю эти чертовы статьи… Если первый год было хоть сколько-то интересно. Задерживаться, отдавать всего себя этой работе. Но ничего не поменялось с того времени. Я