сейчас нельзя?
– Нет.
– Я бы хотел сейчас, батюшка.
– Нельзя сейчас, – сказал священник, начиная сердиться на мою непонятливость.
Тогда я вынул десять рублей и положил их на стол, а на священника не посмотрел, потому что мне было стыдно. Он взял деньги, засунул их в карман, отбросив полу рясы и обнаружив под ней узкие черные штаны со штрипками, и позвал:
– Отец дьякон!
Из соседней комнаты вышел дьякон, жуя что-то; лицо его было покрыто потом от сильной жары, и так как он был очень толст, то пот буквально струился с него; и на его бровях висели светлые капельки.
– Выдайте этому молодому человеку свидетельство о говении.
Дьякон кивнул головой и тотчас написал мне свидетельство – особенным квадратным почерком, довольно красивым.
– Что я тебе сказал? – буркнул дядя. – Я, брат, их знаю…
Тетка ему заметила:
– Ты бы хоть мальчику таких вещей не говорил.
И он ответил:
– Этот мальчик, как и всякий другой мальчик, понимает нисколько не меньше тебя. Я, матушка, это прекрасно знаю. Уж если ты меня начнешь учить, то мне только повеситься останется.
Вечерами Виталий сидел на террасе дома, погруженный в задумчивость.
– Почему ты так долго сидишь на террасе? – спрашивал я.
– Я погружаюсь в задумчивость, – отвечал Виталий и придавал этому выражению такой оттенок, точно он действительно погружался в задумчивость – как в воду или в ванну.
Изредка он разговаривал со мной:
– Ты в каком классе?
– В четвертом.
– Что же ты теперь учишь?
– Разные предметы.
– Глупости тебе все преподают. Что ты знаешь о Петре Великом и Екатерине? Ну-ка, расскажи.
Я ему рассказывал. Я ждал, что после того, как я кончу говорить, он скажет:
– Эти идиоты…
И он действительно так и говорил:
– Эти идиоты тебе преподают неправду.
– Почему неправду?
– Потому что они идиоты, – уверенно сказал Виталий. – Они думают, что если у тебя будет ложное представление о русской истории как смене добродетельных и умных монархов, то это хорошо. В самом же деле ты изучаешь какую-то сусальную мифологию, которой они заменяют историческую действительность. И в результате ты окажешься в дураках. Впрочем, ты все равно окажешься в дураках, даже если будешь знать настоящую историю.
– Непременно окажусь в дураках?
– Непременно окажешься. Все оказываются.
– А вот ты, например?
– Ты говоришь дерзости, – совершенно спокойно ответил он. – Таких вопросов нельзя задавать старшим. Но если ты хочешь знать, то и я сижу в дураках, хотя предпочел бы быть в другом положении.
– А что же делать?
– Быть негодяем, – резко сказал он и отвернулся.
Он был несчастен в браке, жил почти отдельно от семьи и хорошо знал, что его жена, московская дама, очень красивая, была