будто роженица. Она вымоталась до предела и вся испачкалась в крови. Раньше ей и в голову не приходило, что кровь такая липкая и противная. В сказаниях о героях про это тоже не говорилось. Сначала кровь была скользкой, потом стала прилипать к рукам. Девушка ждала, когда во двор свалится следующий, и расхаживала почти как пьяная, сжимая нож липкими онемевшими пальцами.
В какой-то момент Александрия споткнулась о тело и, присмотревшись, поняла, что это Сусанна. Вот и все. Больше ей никогда не резать гуся, не стелить в кухне свежий тростник, не кормить объедками бездомных щенков, как они делали раньше, когда вместе ходили за покупками в Рим. От этой мысли из ее глаз потекли по грязным щекам чистые, как вода, слезы. Она ходила и ходила, но никто не прыгал со стены во двор. Ее уже шатало, но она не останавливалась. Не могла. До рассвета оставалось два часа, а с полей все еще доносились крики.
– Оставаться на стенах! До рассвета никому не покидать пост! – проревел на весь двор Тубрук. – Они еще могут вернуться.
Сам он, впрочем, так не думал. На винном складе хранилась бóльшая часть из запаса в тысячу запечатанных воском амфор. Даже если рабы перебьют часть, оставшегося хватит, чтобы веселиться до восхода солнца.
Отдав последнюю команду, Тубрук хотел спуститься со стены и пройти туда, где среди мертвых лежал Юлий. Но кому-то следовало остаться наверху.
– Ступай к отцу, парень.
Гай кивнул и сошел, держась за стену. Боль усиливалась и становилась нестерпимой. Сделанный Каберой разрез разошелся, и когда Гай потрогал его пальцами, то увидел на них кровь. Поднимаясь шаг за шагом по каменным ступеням туда, где стояли защитники стены, он чувствовал, как кровоточат раны, но все-таки держался.
– Ты умер, отец? – прошептал Гай, глядя на неподвижное тело.
Ответа не было.
– Оставайтесь на местах! Пока у нас затишье! – раскатился по двору суровый голос Тубрука.
Услышав эту новость, Александрия выронила нож, и он упал на камни. Работавшая на кухне девушка-рабыня сжала ее запястья и что-то сказала. Александрия не поняла, не расслышала из-за криков раненых, нарушивших то, что казалось ей тишиной.
«Я пребывала в тишине и мраке, – подумала она. – Я видела ад».
И таким грузом легло ей на плечи осознание этого, что Александрия опустилась на землю и всхлипнула.
Тубрук не мог больше ждать. Он спустился, прихрамывая, со своего участка стены и поднялся туда, где лежал Юлий. Некоторое время они с Гаем молча смотрели на тело.
Отец умер, но до конца осознать это, в полной мере почувствовать потерю Гай не мог. На камнях, в растекшейся луже, больше похожей в свете факелов на масло, чем на кровь, лежало что-то поломанное, разорванное, изрезанное. Это не было похоже на отца.
Гай вдруг резко повернулся и махнул рукой, словно отгоняя кого-то.
– Здесь кто-то был… рядом. Я почувствовал… Стоял и смотрел на меня.
– Он, конечно. Это ночь призраков.
Но ощущение ушло, и Гай поежился и сжал губы, сопротивляясь нахлынувшему горю.
– Оставь