Комнату пока себе застолблю.
– Ну да, а то к вечеру свободных может не оказаться, – съязвила я.
– Ага. А позже снова сюда приедем, покараулим.
Вадик иронии не заметил.
У Петровны на манеже – все те же. Одна из комнат была закрыта – клиенты. На кухне попивала кофеек Машка, которая нам обрадовалась, как родным, и пожаловалась:
– Сегодня дурдом какой-то, все как с цепи сорвались. Еще день на дворе, а я вроде целую смену отпахала, устала.
Я, разумеется, не стала уточнять, на каком поприще девушка утомилась, а Вадик определился:
– Петровна, ты одну комнатку не занимай сегодня, я ее у тебя снимаю. Поживу пока.
Та не возражала, а Машка подмигнула мне. Представляю, что подумала.
В дверь позвонили, Петровна понеслась открывать, но через минуту растерянно отрапортовала:
– Вадя, к тебе!
Дверной проем в кухне полностью занял… Лохматый. Двое из нас точно онемели, а он натурально потер руки:
– Опс! Как я вас накрыл, голуби! Я вас еще от набережной пасу, блин!
Целый монолог, однако.
– А чего нас пасти? – искренне удивился Вадик.
– Ха! Ты ваньку не валяй, Вадя. Я на связь с тобой с утра пытаюсь выйти, а мне лапшу в уши – «абонент недоступен». Шифроваться решил?
Вадик растерянно полез в свою борсетку, выудил телефон, долго вертел его в руках, тыкал кнопочки, наконец, догадался:
– Так батарея села!
Лохматый вырвал у него из рук трубку, проделал с ней те же манипуляции и смягчился. Но не сильно.
– А хрен тебя разберет. Пурги вокруг тебя много образовалось. Диск непонятно куда подевал, телефон рубанул. Не нравится мне это.
Лохматый переместился ближе к подоконнику и недобро сощурился:
– Мож, Вадя, метнулся куда? Смотри, за это знаешь чего бывает!
Он стоял спиной к окну и на фоне освещенного квадрата фигурой напоминал Кинг-Конга. И голова такая же, в плечи вросшая. Только бритый череп отсвечивает.
Мы же тихо сидели вдоль стенки. Машка, открыв рот, переводила глаза с Вадика на Лохматого. Петровна на табуретку присела, ладошки аккуратненько на колени сложила, видно, что растерялась.
А Лохматый сам себя заводил. Похоже, и правда за диск очень переживал. Глаза его стали какими-то маленькими и водянистыми, а голос перешел в угрожающий шепот:
– Ты гляди, паря, меня за этот диск порешат. Там такие люди подтянуты, тебе и не приснится! Хрен бы, если сломал. Накажут, да и ладно. Но если подляна какая выплывет, меня первого порвут. Но имей в виду, перед этим я бабам твоим кишки на голову намотаю. У тебя на глазах! А потом тебя наизнанку выверну.
Я заслушалась, Петровна охнула, Машка побледнела, а Вадик повел себя достойно:
– Ты совсем офигел (немножко другим словом, конечно)! Или головой заболел! Ты меня сто лет знаешь – я в жизни никому подляны не строил! А баб моих только пальцем тронь!
Обстановка накалялась. «Бабы» почти не дышали. А в этот момент в форточный проем с толстой