большими грудями.
От такого нежного объятия, говорливый воин примолк на некоторое время, не имея доступа воздуха, и опал без сознания на пол, после того как был отпущен. Приведя его в сознание, дружинники потешались над незадачливым товарищем, имевшим несчастье понравиться великанше, то и дело оказывавшей ему подобные нежности, и сейчас успокаивавшей его своим низким голосом:
– Кажется, зря я тебя так. Ты ведь это из ревности, подозреваешь о нас всякое.
А самый смешливый воин, давясь от смеха, подшучивал над несчастным, в душе радуясь, что не он является вожделением великанши:
– А мы вас поженим, и никто не посмеет домогаться супруги великого воина.
Когда веселье успокоилось, десятник продолжил:
– Пока вы любезничали, я вспомнил, что хотел сказать: что он – Рябой, хотел сказать, что толстяк рассказывает про тебя страшные вещи, мол, ты организовала против него целый заговор, и ему теперь всюду мерещатся лазутчики и заговорщики.
– Ага, я тут его зажарю и съем, а из потрохов похлебку сварю.
– Он боится, что ты его здесь зацелуешь до смерти! – Не унимался упрямый рябой воин. На что его смешливый сослуживец, тут же поддел своим едким смешком – «Как тебя?!», вызвав взрыв ярости у маленького вояки, накинувшегося на сослуживца с кулаками.
Пахло хорошей дракой, но великанша развела дерущихся как щенят, и сурово пригрозила:
– Что это, вы у меня тут устраиваете? Деритесь на улице, здесь вам не поле для драк.
Десятник тоже добавил своего, отсчитав подчиненных.
– Не серчай Ку-Баба, – снова попросил он прощения у хозяйки, отведя ее в сторону. – Воины напряжены, все ожидают возможного нападения, и никто уже не верит обещаниям о скорой помощи. Все готовы встать на защиту родной земли, но никто не хочет умирать напрасно.
– Все вы так. – Пробурчала хозяйка корчмы. – При моем отце, небось, никто так не пел. Вот так, всех держал! – Великанша сжала кулак, и ее и без того громадные руки, налились бугристыми мышцами.
– Даа, твой родитель был великий муж, и каждый градоначальник или жрец, что при нем правили, считался с ним, с его внушением на народ. Ку-Баба, а ведь ежели-бы ты была мужиком, то и с тобой бы так же считались. Эээх! Прошли те времена, когда Ку-Баба, та, в честь которой тебя прозвали, правила великим городом Кишем, и все чтили ее. Вот бы и тебя сделать градоправителем этого города, да и всей земли. А что! Я бы пошел за тобой! Да и наши ребята тоже!
– Пошел бы, говоришь? А что если, я и вправду тебя позову? Пойдешь?
– Пойду. – Не думая согласился десятник, все еще полагая, что она шутит.
– И своих людей с собой позовешь?
– Позову. – Честно глядя осовевшими глазами, отвечал он.
– А если, я велю: «Бери оружие и переходи на сторону Унука», что ты скажешь?
– Как переходи? – Вмиг протрезвел дружинник, ошарашено уставившись на корчмарку.
– Что испугался, подумал, что продалась Ку-Баба, за серебряники продалась? Не бойся, я такого никогда