мой, как бы не порезаться о Ваши остроты? Что Вы здесь делаете? – раздраженно, будто Генри вошел не в магазин, но в ее комнату, спросила девушка. Юноша усмехнулся, улыбка по-прежнему играла на его лице.
– А я и не знал, что входить в эту святыню дозволено только любителям земляничного чая и сторонникам заниматься таинственной, но очень привлекательной деятельностью после работы, – Генри явно наслаждался этим маленьким сражением, ведь в ход пошло его любимое, испытанное ни одной битвой оружие сарказма.
– Могу я поинтересоваться, в какой момент нашего пренеприятнейшего знакомства, – Катерина скривила лицо, – я позволила Вам говорить со мной в таком тоне?
– Признаюсь, у меня нет привычки выпрашивать разрешение на свой тон, – парировал Генри. – Но если он Вам все-таки неугоден, я снизойду до того, который устроил бы Вас.
Парень разговаривал в полушуточной манере, дразня и раззадоривая Катерину. Девушка же усмотрела в словах вопиющую наглость.
– Знаете что? – рассыпа́лись, словно зерно из дырявых мешков, те немногие крупицы терпения, какие имелись в резервах Рудковски. – Вы невоспитанный грубиян. Господь или другое чудо избавили меня от необходимости знать, что послужило причиной Вашего хамства, но культивировать его всходы я Вам не позволю.
Только в этот момент Катерина вдруг осознала: она все это время крутила в руках несчастную банку горошка. Девушка злостно, с шумом и грохотом поставила ту на первоначальное место, закатила глаза и полетела на выход.
– Да полно Вам, я же шучу, – крикнул вдогонку Генри. – Эй, а Вы всегда уходите по-английски, не попрощавшись?
Катерина уже протянула было руку, чтобы толкнуть дверь, но остановилась. Вдохнув в себя целую бочку воздуха, девушка произнесла:
– Просто, уважая свою профессию, – я переводчик – считаю собственным долгом полностью погрузиться в культуру, языком которой я кичусь.
***
Рудковски спешно шагала, порой ускоряясь на бег, и все еще не могла принять факт: столкновение произошло не на картинке из фильма с какой-нибудь вымышленной Каролиной, а прямо сейчас, с ней самой – существующей Катериной.
«Черт его подери! – бушевала вся сущность девушки. – Да как он может вести себя… позволять себе… О-о-о, это просто невыносимо. – Катерина тщетно силилась подобрать нужные слова. Слишком уж далеко от берега отбросила ее штормовая волна. – Он окажет мне исключительную любезность, если впредь постарается избегать наших неназначенных встреч, – солгала девушка. – А иначе поганец узнает правду о себе на всех языках, которые мне подвластны!»
– Дьявол! – уже вслух чертыхнулась Рудковски и развела руки. – Из-за него мы теперь без горошка.
***
Генри смотрел вслед торопливо удаляющейся фигуре Катерины. Так провожает народ отплывающие корабли, чьи очертания становятся меньше и меньше до тех пор, пока не превратятся в одну только точку на горизонте, а затем и вовсе исчезнут.
«Да, с этой ранимой натурой и не пошутишь, –